Моргенштерн - Михаил Харитонов

Пес в прыжке задел его плечом, так что он еле устоял на ногах. Девочка тихо ойкнула, когда он бросился на нее и с рычанием вцепился ей в ногу. Это было до того неожиданно и нелепо, что он на какую-то долю секунды оторопело зажмурился, и в этот момент по ушам ударил крик — тот самый, знакомый: девчонка орала как резаная.

Так, что это. Господи, голова, голова-то до чего раскалывается. Это все жара, это все кровь к голове. Господи, это еще что. А, пес. Принес сумку. Молодец, хороший мальчик. Так, поводок, где поводок. Боже мой, ничего не вижу, в глазах какие-то мошки. Это от жары, это пройдет. Так, поводок, сумка, есть, все есть. Посидеть бы, да негде, ни одной лавочки на дороге не поставили, сволочи. Ну сейчас такое время — пес сильно потянул за поводок, так что он чуть сумку не выронил.

Он еще немного постоял, и они пошли. Слева были деревья, справа — чахлые кусты, а за ними уже горела земля. Он равнодушно посмотрел вдаль, там плясало желтое пламя, потом поднял глаза к линии горизонта, туда, где возвышалась стена неподвижного белого огня, и подумал, что сегодня жарко.

* * *

— Знаешь, сначала он мне отрезал пальчики на правой руке. Садовыми ножницами, — сказала девочка.

— Ты мне это уже говорила, — отозвался бес. За это время они успели познакомиться и даже почти подружиться.

— Он резал по фалангам, чтобы я чувствовала.

— Слушай, хватит, давай о чем-нибудь другом. Слушать противно, — равнодушно ответил бес.

— Знаешь, он ведь не хотел меня убивать. Он хотел, чтобы я такая выросла. Чтобы я жила в этом подвале. Я перестала есть, тогда он знаешь что сделал?

— Не знаю и знать не хочу, — бесу было скучно. — Я тебе говорил, что ничего не получится.

— И что, ничего нельзя сделать с собакой?

— Я тебе уже все объяснил. Собака ни в чем не виновата.

— Но он-то виноват.

— Давай еще раз. Этот парень наш, но мы не можем его взять. У него послужной список длиннее, чем у любого чикатилы. Только ему везло. Он дожил до старости и умер в глубоком маразме. Собаку он прихватил с собой.

— Убил?

— Тебе уже говорили сто раз. Не убил. Просто когда он сдох, никто не поинтересовался его здоровьем. Он один жил. Собака околела из-за мочевого пузыря — не могла поссать. У них все просто было. Нассал в квартире, так хозяин его воспитал маленько. Ну да сама понимать должна.

— Но почему тогда?

— Сто раз говорили. Все дело в дурной псине. Он любит хозяина.

— Ну и что, что любит?

— Он отправился за ним сюда.

— В ад?

— Ну ты же отправилась.

— Ты не понимаешь. Когда я умирала — он мне тогда ступни отрубил, топориком, знаешь, как курице лапы, а там все загнило, в общем гангрена — я думала, что он попадет сюда. Что он почувствует все то, что чувствовала я. Ну: как бы тебе объяснить: Это дало мне силы умереть.

— Кажется, у всех вас это отлично получается безо всяких усилий.

— Я умирала: страшно. Если бы не это: это было бы совсем… После такой смерти я попала бы сюда. Сразу.

— Да, возможно.

— И когда я оказалась тут, я захотела только одного — увидеть его. Я ждала. Долго. Я думала, что его поймают и убьют, но его не поймали. Он чуть не до ста лет прожил. И вот наконец он умер. Знаешь, я это сразу почувствовала.

— Да. Бестелесные все знают сразу.

— И я захотела оказаться здесь, и увидеть: И увидела: вот это.

Девочка подняла голову. Посреди моря пламени возвышалась круглая скала. На ее плоской вершине зеленели кроны деревьев.

— Но почему?..

— Пес не покинул его. И не покинет. Он любит его, и с этим ничего не поделаешь. Он будет с ним всегда, где бы он ни находился. А над собакой у нас нет никакой власти.

— И что же это такое?

— После смерти он должен был оказаться в аду. В самой страшной его части. То есть здесь. Он в нем и находится. Собака должна находиться в своем собачьем раю. Она в нем и находится.

— И это рай?

— Для собаки — да. Он гуляет с любимым хозяином, и будет гулять с ним вечно. И охранять его от всяких опасностей.

— Вроде меня?

— Да. Ты хотела его взять с собой, да? А пес его спас. Он его все время стережет. Ты понимаешь, он же умер в маразме. Здесь бы он пришел в себя, но пес чувствует, что это опасно. Если он поймет, где он находится, собачий рай кончится. Он отвлекает его, как только тот начинает хотя бы думать о чем-то таком:

— А как он: догадывается?

— А как мы с тобой разговариваем? Сознание воспринимает сознание, что ж тут удивительного?

— И эта тварь: знает?

— Про своего хозяина? Все знает.

— И любит его?

— И любит его. Он был единственным, кого этот пес в жизни любил. У него больше никого не было, видишь ли. К тому же он вообще: привязчивый. Один раз и навсегда, знаешь ли.

— Я попробую еще раз.

— Ты пробовала. Я уже не помню сколько раз.

— Я придумаю что-нибудь новенькое.

— Пес все понимает. У тебя ничего не получится.

— Но почему он не даст мне?.. Он же должен понимать, что его хозяин — садист и подонок. Этот гад бил его, морил голодом, а он:

— Ему это безразлично. Он любит его. А не тебя.

Девочка подняла беспалую ручонку и погрозила скале обожжённой культяпкой. С края обрыва донесся злобный собачий лай.

Женщина шла быстро, почти бежала. Её аура тревожно мерцала, но ничего необычного в её свечении не было. Только очень сильный маг мог был разглядеть в её свечении линии магической силы. Я бы, например, не мог. И, надеюсь, никогда не смогу. Последние тесты были неплохие. Конечно, потенциал растёт при использовании, это неизбежно даже для абстинентов. Но, вроде бы, есть хороший шанс на стабилизацию. Можно, конечно, обратиться Вниз к мертвякам и выяснить всё точно. Но любое обращение Вниз — это, как ни крути, отметка в личном деле. А в вопросах карьеры мелочи решают всё. Именно мелочи.

Да и не хочу я этого знать, если честно.

Так что спасибочки, обойдёмся. Пусть Вниз обращаются те, кому уже сейчас впору привыкать к этим местам. В училище у меня была девочка из тёмных. Ей давали ещё два года погулять по травке, но она раскрутилась за каких-то паршивых шесть месяцев, хотя могла бы и потянуть. Сейчас она уже Внизу. Н-да.

А ничего ресторанчик-то. Хотя на Тверской, в общем-то, приличных заведений нет. Но, в общем, терпимо. Официантки, правда, ленивые, еле плетутся. Ну, у Петьки они бы забегали в одно касание. Да, если честно, и у меня тоже. Но лучше не надо. Абстиненция есть абстиненция, а потенциал растёт даже от такого фиговенького использования. Это как с выпивкой: можно держать себя в руках какое-то время, а потом одна рюмашечка на поминках тёщи — и всё, запой. Правда, у нас-то после таких вещей одна дорога — Вниз… Хотя ведь не несут, чертовки. Ладно, один пасс. Вот хорошо. Аккуратно сработано. Может, заодно и трахнуть эту девку? Давно ведь без мужика, по ауре вижу. Да и по глазёнкам тоже. Это только так кажется, что в таких местах их все пользуют во все дырочки. Как же. Начальство оттягивается в других местах. В наше время приличные люди пользуются платными услугами, потому что бесплатные стоят дороже.