Первая заповедь Империи. Книга вторая. Темная зона - Александр Шапочкин

– Непременно. Но вы действительно думаете, что им удалось установить некое устройство или ментальный щуп в здании Адмиралтейства? Сомнительно… Кстати, могу я поинтересоваться, что за очаровательное создание упоминал мой друг? Случаем, не Подтронную Крысу?

– Нет, милейшая Монне Британика, как и ее тщательно пестуемая Австралийская Охлократия, здесь совершенно ни при чем. Просто одна моя подопечная и знакомая Князя Александрова выбрала себе очень интересное «прозвище».

– Ага…

– Кстати, еще что-нибудь удалось выяснить?

– Это все, что мы смогли выбить из пленного до того, как сабнормал вырвался и спалил свой биоимплантат. Сами понимаете, отрицательная псионика неудобна для постоянного сдерживания… – печально развел руками комиссар. – Ну, разве что могу сообщить, что все наши противники – отличные бойцы…

– А… вот оно что. Ну ладно. – Сатин сначала потер грудь в области сердца, а затем слегка постучал по этому месту кулаком и поморщился под пристальным взглядом обрусевшего грека. – Что собираетесь делать?

– Вот что… – с улыбкой произнес Константин, доставая из кармана держатель документов мини-формата. – Ознакомьтесь.

– Всенепременно. Кстати, слышали уже горячую новость с родины?

– Нет… – Уже вставший и собиравшийся раскланяться комиссар с интересом посмотрел на собеседника. – Если вы, конечно, не про Цесаревича и нашего…

– Да нет, – хмыкнул хозяин кабинета. – Вот, гляньте… Прелюбопытнейшее, знаете ли, зрелище.

Произнеся это, он отдал короткий приказ своему личному искину, и перед Константином развернулось голографическое окно, с которого на эспера на фоне двуглавого орла смотрела сама Цесаревна Ксения.

– Когда это было? – хмуро спросил комиссар.

– Прошло по всем каналам час назад.

– Хм. Голограмма? Или Цесаревна Ксения…

– Цесаревна Ксения в этот момент изволила чинить танк.

– Чего? – Константин посмотрел на Сатина как на сумасшедшего.

«Белая Комната»

Открыв глаза, я не сразу понял, где я нахожусь и что, собственно, со мной происходит. Я парил, полулежа среди дизайнерских изысков виртуальной графики, пространство то и дело прорезали блуждающие линии, а квадратные и гексагональные артефакты, вспыхивавшие на пределе зрения, медленно меркли, растворяясь в белоснежной пустоте молочного океана.

Осознав себя, я медленно принял нормальное положение и встал на ноги, отчего по незримому полу, словно круги по воде, разбежались переворачивающиеся вокруг оси мелкие квадратные плиточки. Подняв руку, я провел ею по лицу, а затем посмотрел на собственные пальцы. Кисть заметно подрагивала. Общее же свое состояние я мог бы передать как откровенно хреновое, но при этом сам я находился на гране эйфории от распространяемого «Белой комнатой» виртуального наркотика.

– Нина… – Голос был хриплым и как будто чужим.

– Максим? Слава богу, ты очнулся! – Прозвучавшие слова принадлежали не той, к которой я обращался, а Атланте, с недавнего времени ставшей моим вторым личным искином.

– Привет, Атла… – выдавил я из себя. – Расскажешь, что произошло? Почему я здесь?

Последнее, что я помнил, – я пробил своим телом дыру в крыше госпиталя, рухнув с пятикилометровой высоты. А вот дальше все, что происходило, казалось мне каким-то туманным. Словно быстро забытый по пробуждении сон. Я что-то делал, с кем-то сражался, но из образовавшейся в моей голове мешанины трудно было вычленить хоть что-то, что можно было с уверенностью назвать реальностью.

– Ты пережил клиническую смерть. – Голос американского планетарного искина дрогнул. – Максим, я…

– Вот оно что. – Приложив руку к горячему, гудящему лбу, я закрыл глаза, постоял немного, покачиваясь, и сел. – Значит, я все-таки разбился…

– Нет. – Искусственный интеллект запнулся, а затем голос его наполнился непонятным чувством. – Ты еще сражался, с голыми руками бросившись на напавших на вас убийц. И победил. Максим, я хотела бы сказать, что горжусь не только тем, что теперь являюсь твоей собственностью, но и самим фактом нашего знакомства! Знаешь, я очень завидую Нине…

– Тоже мне – предмет гордости, – буркнул я, чувствуя, как меня покидает головокружение. – Больной придурок, который не может совладать с голосами в его голове…

«Я тоже горжусь тобой, мальчик! Ты молодец!» – пришла откуда-то ясная и четкая, но абсолютно чужая мысль, а потому я просто проигнорировал ее.

Атланта молчала. Чувствуя, что мне необходимо выговориться, я зло и отрывочно рассказал про маленького мальчика Егора и его навязчивое желание спасти и защитить мать, которое, собственно, чуть было не погубило меня, любимого.

– Это называется «Призрак», Максим. С таким явлением иногда сталкиваются эсперы, осознавшие свою силу в юном возрасте. Те, кого у вас… у нас в России иногда называют «Дети-Чудотворцы». Что же касается Егора Праздного…

– Егора Праздного? – встрепенулся я. – Ты про него что-то знаешь?

– Да, – не пытаясь уклониться от прямого вопроса, ответила Атла, – но меня просили тебе не рассказывать. Есть как минимум две знакомые тебе девушки, которые сами хотят открыть тебе правду.

– Даже так, – хмыкнул я. – Ладно. А по поводу гордости… Атланта, неужели в АДСП не найдется более достойного объекта для этих чувств? Призрак там или Полтергейст – неважно. Я чуть было собственными руками не ухайдокал себя…

– Знаешь, Максим, Америка – великая нация, какие бы трудные взаимоотношения ни складывались веками между вашими двумя народами. Я испытываю сильные чувства к каждому повстанцу, решившему взяться за оружие перед лицом тирании Уиллера-Райта и его Конфедерации Нового Человечества, но позволь мне самой как разумному существу выбирать то, чем мне гордиться. Поверь, я никогда не раскидывалась подобными словами. И меня есть свои мотивы, которые далеки от простой и незамысловатой лести.

– Тише! Тише! – с улыбкой попробовал я остановить затянувшийся монолог Атланты. – Ну ты прямо не даешь пострадать и не оставляешь простора для самоуничижения моей загадочной русской душе! Ты смотри – возгоржусь! Мы, русские, такие: не поставим разок сами себя на место, так сразу пойдем добро по всей земле делать. Нападать дикой ордой на отсталые, колонизированные папуасами планеты и оставлять за собой не благословенную выжженную пустыню, а тоталитарные больницы, школы и театры!

– Шутник, блин! – простонала Атла. – Почти семь веков прошло, а вы все ничего нового не придумаете…

– Ладно. Извини, – крякнул я, чувствуя, что американка не в состоянии оценить мой искрометный юмор. – Что там с Ниной?

– Час тридцать пять минут до окончания первичных интеграционных процессов и запуска полной функционализации. – По тону я понял, что умудрился задеть Атланту. – Рыдает над твоей капсулой. Зря она на себя эту куклу натянула… ну я ей, это… Я ей сообщила уже. Вроде немножко успокоилась.