Нора Вебстер - Колм Тойбин

Нора мысленно улыбнулась, когда Уна расписала, до чего спокойна и разумна Фиона и какое везение, что Нора может оставить на нее дом. Она удивилась, что Донала бросили на попечение сестры, и сказала, что он стал заикаться сильнее прежнего и непонятно, как он справится с этой напастью.

В последнее утро Нора сложила вещи в машину и вышла, оставив мальчиков досыпать. По дороге на пляж она ощущала напор ветра, разбудившего ее ночью. Туман исчез. По небу плыли тучи; солнце то выглядывало, то скрывалось и грело слабо. Не побоявшись холодного утреннего моря, Нора поплыла и обнаружила, что отмель, которая все эти дни, когда волнение было сильным, оставалась на месте, исчезла, размытая приливом и отливом. Когда руки устали, она перевернулась на спину и замерла, закрыв глаза и отогнав все мысли. Купание по нескольку раз на дню закалило ее. Она еще раз окунется, перед тем как отдать ключи от дома-фургона. Конор, подумала она, тоже окунется напоследок, а Донал волен делать что хочет — пусть остается и фотографирует стенку.

* * *

Фиона ни словом не обмолвилась о попойке, и Нора о ней тоже не заговаривала. Ей в свое время хватило бед с собственной матерью, чтобы скандалить с дочерями. Выпускные оценки Айны оказались лучше некуда, а это означало, что она поступит в Дублинский университетский колледж. Норе было приятно слышать поздравления от знакомых при встрече на улице. Ее подмывало сказать, что ее заслуги тут нет никакой, но люди едва ли поняли бы ее.

По возвращении на службу вся неделя у Гибни прошла в хлопотах, так как часть работников бросили на дела фермеров: следовало описать места, где от сырости пострадала пшеница, рассчитать стоимость поставок. Пару раз Нора задержалась, обновляя и приводя в порядок все свои данные. По вечерам, пока еще было светло, она ездила искупаться в Карракло и подвозила всех желающих. Конор ходил в теннисный клуб и отказывался ездить на пляж, а Айна с Доналом следили за беспорядками в Белфасте и Дерри и не желали пропускать новости. Компанию Норе составляла только Фиона. Она уже оговорила жалованье: ей будут выписывать чек по десятым и двадцать четвертым числам каждого месяца, и сумма превосходила заработок Норы у Гибни и ее пенсию вместе взятые. Нора постаралась не выдать, что ей это кажется странным, но подумала, что рано или поздно им с Фионой придется обсудить, сколько та будет выделять на домашнее хозяйство.

На второй день Фиона сказала по дороге домой:

— Я хотела еще раз попросить взаймы. Верну, как только мне заплатят.

— У тебя нет денег? — спросила Нора.

— Я думала на неделю съездить в Лондон, пока лето не кончилось, а потом начну работать. Многие из училища туда снова поехали, и мне придется где-то остановиться.

— В Лондон? Только на каникулы?

— Да.

Нора была готова сказать, что ни разу не была в Лондоне и тоже не прочь прокатиться, но осеклась.

— Сколько тебе нужно?

— Я надеялась на сто фунтов. Верну сразу, как получу чек. Девчонки говорят, что в этом году там все подешевело и в магазинах одежды, и на ярмарке. А мне нужно в чем-то ходить на работу, да и на выходных буду много где бывать. Мне без одежды никак.

Нора задумалась, не упрек ли это в ее адрес, но промолчала и сосредоточилась на дороге. Ей много чего хотелось сказать — например, что ей приходится ежедневно вставать и отправляться на работу, чтобы платить за Фиону, что на счету каждый пенни. Ее не утешало, что деньги вернутся, когда дочь получит чек. Ее угнетали пустые траты и расходы вообще.

Она хотела поговорить с Фионой в выходные, но так и не собралась с духом. В субботу утром, лежа в постели, Нора заключила, что лучше отказать Фионе, если тема снова всплывет, но днем решимость ее поостыла. Ей хотелось лишь одного — не затевать нового обсуждения, не рисовать себе, как Фиона транжирит в лондонских магазинах. Разговоры на эту тему, доводы дочери почему-то вызывали у нее гнев.

Днем было холодно, небо грозило дождем. Сидя с газетой у окна, Нора заметила Донала, который шел к дому с большой коробкой в руках. Она приучилась не донимать детей расспросами. В детстве, когда она приносила какую-нибудь посылку, мать обязательно спрашивала, что внутри, а если приходило письмо, мать живо интересовалась, от кого оно и что в нем за новости. Нору это неизменно раздражало, и она старалась не вмешиваться в дела детей.

Позднее, заглянув в дальнюю комнату, она увидела, что Айна и Донал стоят на коленях перед кучей фотографий возле той самой коробки.

— Донал снял беспорядки в Дерри и пожары в Белфасте, — пояснила Айна.

Донал был настолько погружен в изучение плодов своего творчества, что даже не поднял глаз.

— Но как же ему удалось? — спросила Нора.

— С экрана, — ответила Айна.

Фотографии были очень большие. Секунду на них посмотрев, Нора опустилась на колени — взглянуть поближе. Понять, что на них происходит, было трудно, хотя она различила пламя и бегущих людей. Все выглядело нечетко, почти размыто.

— Тут я передержал, — пробормотал Донал, словно говорил сам с собой. Она отметила, что заикания нет, и так обрадовалась, что решила вести себя осторожно и не критиковать.

— Проставь сзади даты, — посоветовала Айна, — даже если получатся разные.

— Я куплю в “Годфри” стикеры, — ответил Донал.

Нора на цыпочках ушла из комнаты в кухню. Интересно, видели ли эти снимки Маргарет и Джим. Она подумала о стоимости фотобумаги и времени, которое Донал провел в подаренной ими лаборатории.

Вечером они смотрели девятичасовые новости. Во время репортажа о событиях в Дерри и Белфасте даже Конор сидел тихо и выглядел мрачным. Нора за всю неделю не видела ни одного выпуска. Сейчас, когда люди в Белфасте бежали по улицам, спасаясь из горящих домов, картинка напомнила не то военный, не то послевоенный ролик, который она много лет назад видела в “Астор Синема”. Но это происходило сейчас и творилось поблизости.

— Как по-твоему, здесь будет то же самое? — спросила Фиона.

— Что? — не поняла Нора.

— Насилие, беспорядки.

— Надеюсь, что нет, — сказала она.

— А что будет с беженцами?

— Они хотят пересечь границу, — ответила Айна.

Донал расчехлил камеру и навел ее на экран.

* * *

В следующую субботу Нора пригласила на чай Джима, Маргарет, Уну и Шеймаса, чтобы отпраздновать окончание учебы Фионы и успехи Айны. В шесть часов семья уселась за стол, который раздвинули, как на Рождество. Шеймас сидел рядом с Конором и занимал его беседой, обсуждая футбольные правила. Нора заметила, что больше он почти ни с кем не общается, и сделала вывод, что Шеймас нервничает. Девочки приготовили салаты; еще было холодное мясо в кисло-сладком соусе, а также свежий черный хлеб, который Нора испекла сама.

— По-моему, это ужасно, — сказала она. — Я про тех бедолаг, что выкурили из собственных домов.