Кровные узы - Анжела Марсонс

Ким замерла на месте и огляделась.

– Неплохое местечко, – негромко заметила она.

Лили остановилась рядом с ней и тоже осмотрела холл.

– Было когда-то. Много-много лет назад. Вы знаете его историю?

Стоун отрицательно покачала головой.

– Бардсли-хаус был построен и принадлежал в течение двух веков семье Бардсли. За это время в нем произошло семь убийств, одно самоубийство, а кроме того, он был проклят. Ни одна женщина, нашедшая здесь свой приют, не могла пережить своего сорокалетия. Седьмой и последний представитель рода Бардсли посмеивался над этим проклятьем до тех пор, пока его жена не заболела и не скончалась в нежном возрасте тридцати семи лет. В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году он переехал в один из фермерских домов и подарил этот дом местному муниципалитету, веря в то, что его благотворительный акт снимет проклятье.

Ким не верила в проклятья, но история тем не менее была интересной.

– Сейчас мы используем только четвертую часть здания, – продолжила Лили. – Денег у нас не больше, чем у любого другого государственного учреждения, и их количество напрямую зависит от количества пациентов. Мы выживаем как можем, но в дарственной есть пункт о том, что здание нельзя распродавать по частям, так что муниципалитет не может получить дополнительного дохода ни от земли, ни от самого дома. Мистер Бардсли не хотел, чтобы другие люди страдали от этого заклятья.

Стоун надеялась, что ее спутница поймет по ее лицу, о чем она сейчас думает. Ее целью была не экскурсия по дому.

– Ну пойдемте же, поболтаем, – предложила Лили.

Вслед за ней инспектор пересекла пустой холл и вошла в дверь, закрывающуюся на кодовый замок.

Резко повернув налево, они оказались в крохотном офисе, вмещавшем всего один стол, который стоял у стены. В комнате не было никаких шкафов, а на самой длинной стене висели две полки с учебниками и медицинскими журналами. Какие-то листки с расписанием, исправленным красной ручкой, покрывали всю столешницу.

– Эти чертовы административные обязанности, – заметила Лили, отодвигая их в сторону.

Детектив села на стул с левой стороны стола. Она чувствовала себя, как на приеме у врача.

– Итак, что вас привело к нам, Ким? – поинтересовалась медичка, усаживаясь напротив.

Несмотря на теплый прием, Стоун понимала, что главными для Лили остаются комфорт и безопасность ее пациентов. После долгих лет уговоров неожиданное появление дочери одной из них не могло не вызвать у нее подозрений.

– Письма, – ответила инспектор.

– Ах да, мы ведь с вами пытались с этим разобраться, – нахмурилась Лили. – Вы все-таки уверены, что не писали их?

Ким приподняла одну бровь. Конечно, она была в этом уверена.

– У нас уже нет конвертов, чтобы можно было проверить почтовые штемпели, но ни я, ни другие сотрудники не смогли вспомнить ничего подозрительного в этой связи. А вы не знаете, кто мог их написать? – спросила Лили.

– Нет, – быстро ответила Стоун.

В свое время она затратила слишком много своего времени, пытаясь объяснить окружающим, каким злом является Александра Торн. Вновь пережить эти недоверчивые взгляды было выше ее сил.

– Я не могу понять одного – ведь целью писем было достижение положительного эффекта… – заметила Лили.

«Вы даже представить себе не можете, насколько глубоко заблуждаетесь», – подумала инспектор. Алекс знала: для того, чтобы Ким жила спокойно, ей была необходима уверенность, что ее мать находится в этом самом месте, хотя теперь Стоун понимала, что оно мало походило на то место, которое существовало в ее воображении все эти долгие годы. Ладно, может быть, она и не представляла себе свою мать в темном, сыром, вонючем подвале, прикованной цепями к стене и с металлическим подносом с едой, который пихают в ее направлении пару раз в день. Но и подобной роскоши, которую инспектор увидела в этом доме, где ее мать окружали искренне заботящиеся о ней люди, она представить себе не могла.

По глазам сидящей перед ней женщины Ким поняла, что та все еще сомневается.

– Лили, я никогда не прощу ее за то, что она сделала, – негромко сказала детектив и, внезапно замолчав, задумалась, почему эта женщина считает, что она лжет. – Но я смогу увидеть письма? – спросила она наконец.

– Если вы их не писали, – покачала головой Лили, – то они не имеют к вам никакого отношения. Они являются частной собственностью вашей матери.

Ким не могла понять такого закона «О правах человека», который давал ее шизофреничной суке-матери такую власть.

– Думаю, что вы сильно удивитесь, если встретитесь с ней. – Лили повернулась к инспектору лицом. – Она здорово изменилась с тех самых пор, как стала получать… ваши письма. Она обрела новый покой.

– А я не хочу, чтобы она жила в покое! – взорвалась Стоун. Ее ярость и ненависть ничуть не изменились по сравнению с прошлыми годами по одной простой причине – Мики был мертв.

– Вы не можете так думать, Ким. – Лили говорила негромким голосом, надеясь, по-видимому, что инспектор последует ее примеру и понизит свой.

Но Ким этого не сделала.

– Мне наплевать на ее душевное самочувствие. Мне все равно, что она думает или как себя ощущает. Единственное, чего я желаю для нее, – так это того, чтобы она оставалась в этом заведении до самой смерти. Так она больше не сможет никому причинить горя.

– Но, может быть, это уже не то место, где ей показано находиться, – мягко заметила Лили.

– Для нее это вечно будет тем самым местом. Я просто не могу понять, почему она вдруг получила возможность выйти отсюда, – честно призналась инспектор, все еще будучи уверена в том, что на нее ополчился весь мир. – Вы же читали ее дело. И знаете, что она натворила.

– Конечно, я знаю, что она натворила, – Лили явно симпатизировала ее матери, – но не могу позволить, чтобы это знание как-то влияло на уровень медицинской помощи, которую ей оказывают. Решения о ее преступлении и наказании принимались совсем другими людьми. Эти люди направили ее сюда. Я не могу судить о непогрешимости Системы. Моя задача – попытаться подготовить ее к возвращению в…

– Но она и здесь нападала на людей! – Стоун была в ярости. – Как же вы можете считать, что она готова жить в обществе?!

– Ким, успокойтесь. Вот уже много месяцев мы не наблюдаем вспышек агрессивности – она просто образцовый пациент.

Детективу больше нравился термин «заключенный».

– Мы верим в возможность реабилитации, Ким, – продолжала Лили. – Мы не запираем здесь людей и не выбрасываем ключ от двери. Мы надеемся помочь им стать лучше. А если этого не происходит, значит, семьдесят процентов наших усилий идут псу под хвост. В противном случае нам проще убивать их сразу после вынесения приговора.

Инспектор предпочла промолчать. Эта идея ей понравилась.