Дом на Дворцовой - Владимир Антонов

Вообще, несмотря на свои проделки, которые случались у неё не по злобе, а из-за болезни, Анна оставалась в семье полноправным членом. Её любили оба племянника, а Марина была благодарна ей за помощь в вопросах, которые можно было доверить только родственнице. Когда Коля возвращался из короткого плавания, Анна убегала домой… Брата она побаивалась, хотя и очень любила. До пенсии она сменила ещё несколько мест работы, нигде по долгу не задерживаясь. Летом предпочитала вообще не работать. Незадолго до того, как Анне исполнилось пятьдесят пять и она ушла на пенсию, она переехала в Рыбацкое. В свою собственную однокомнатную квартиру с очень хорошей планировкой и маленьким балконом. В коммунальной квартире в старом доме у Аларчина моста наступил долгожданный мир и покой!

Вернулся Юра! Его не было почти восемь лет. Незадолго до этого Марина сняла комнату, чтобы ему было куда вернуться. В качестве следующей невесты она подобрала брату пару претенденток. Одну из них звали Наташа, другую Евдокия. По очереди он познакомился с обеими и выбрал в результате Евдокию, которую с первого дня стал звать Дуся. Сам Юра притих. В последний раз ему хватило! Он закончил курсы профессиональных водителей и устроился на работу шофером в какой-то автоколонне. По своему он был абсолютно счастлив. Как обычно, по утрам просыпал, а потом опаздывал на работу. В результате зарабатывал меньше, чем другие водители. Дуся, недовольная заработками мужа, поехала в автоколонну, добралась до начальника и выяснила, что к чему. Потом вернулась домой и устроила Юре разнос со скандалом и с нехорошим упоминанием о его предках. Ему это не понравилось и он решил не тратить время своей и так ещё толком не начавшейся жизни на эту женщину.

В колонии он часто вспоминал Нину – ингерманландку. Ту самую Нину, которая дала ему приют и кратковременное убежище восемь лет назад в домике на озере под Кондопогой. Тех двух недель, что они провели вместе, Юре хватило, чтобы память об этих днях не стёрлась до сих пор. Он помнил о том, как они купались в холодной воде озера. Как пошёл дождь, и им ничего другого не оставалось, как спрятаться в стогу. Там она прижалась к нему продрогшим от дождя телом и почувствовала его руку, скользнувшую сначала сверху вниз и тут же опять наверх, но уже по незащищённому тканью бедру.

«Не надо, Юра. Ну, пожалуйста, не надо! – девушка попыталась изобразить лёгкое сопротивление. Юра согласился, что не надо. Но рука продолжала своё поступательное движение наверх, как бы самостоятельно, не обращая внимания на их обоюдное противодействие процессу. – Я прошу тебя, Юрочка, не на… – и через несколько мгновений ощутила всю полноту женского счастья. Потом ещё… На следующий день, прячась по кустам от Нининого деда, они вновь пробрались к стогу. Так это повторялось каждый день. Видимо, в один из переходов «дом – стог» или на обратном пути, их засёк чей-то зоркий глаз. На этом всё и закончилось.

Юра решил, что Марининых невест ему хватило:

«Почему-то всех их, в первую очередь, интересую не я, а деньги, которых у меня от роду не бывало…».

Он поехал в Кондопогу и попытался найти Нину. Но её там не оказалось, так же как и её деда. Через городскую справочную службу Юра выяснил, что ещё шесть лет назад она вышла замуж, поменяла фамилию и уехала в Ленинград. Нынешняя её фамилия – Соколова. Как её найти в Ленинграде, девушка в справочном не знала. Юра вернулся домой и тут же направился в Госсправку, где ему дали адреса ста двадцати женщин по имени Нина Соколова в возрасте от двадцати шести до тридцати двух лет. «Свою» Нину он нашёл через две недели. Она как будто знала, что Юра будет её искать и последние несколько дней безвылазно сидела дома на больничном в хандре и воспоминаниях о белозубом. В прошлом году её брак распался, и она была свободна, поскольку остаточная любовь от этого брака в ней давно исчезла. В дверь позвонили, она открыла и как должное и совершенно неизбежное ввела в свою комнату того, которого хотела, но уже не чаяла увидеть.

Денег им всегда не хватало, несмотря на то, что они с Ниной неплохо зарабатывали. Иногда он просил у Марины в долг, но никогда не отдавал, ссылаясь на обстоятельства. Потом случилась беда. Юра зазевался за рулём и врезался в троллейбус. Он получив травму головы, как сказал доктор, не совсем совместимую с жизнью. Но он выжил… Правда голова с тех пор ему иногда стала отказывать. Оформив с Нининой помощью пенсию по инвалидности, он окончательно успокоился и зажил скромной семейной жизнью бывшего обыкновенного пролетария. Они жили с Ниной в одной из комнат в двухкомнатной квартире на Садовой улице. Прямо у Сенного рынка, с которым у Юры были связаны очень неприятные воспоминания. Когда ему вдруг приходила внезапная идея заработать «по лёгкому», близость к Сенному его останавливала…

– Игорёшенька, давай попробуем вместе…, – Николай Михайлович, отец девятилетнего балбеса, занимался с ним математикой. Его нервы были напряжены до предела. Потому что один из них, понятно кто, заниматься математикой не хотел.

– Вот смотри – это ложка, – терпеливо ставил условие непростой задачи морской волк Николай, – одна ложка! А это ещё одна ложка. Теперь, если к этой ложке прибавить вот эту, то сколько получится ложек?

Игорь отвлёкся от размышлений по поводу строительства нового плота, на котором они с Гришей собирались форсировать Чёрную речку. Внимательно изучил выражение лица родного папы. Потом посмотрел на ложки и… Но думать не хотелось и он не думая ответил – три!

«Издевается, гадёныш, весь в своего дядю», – подумал Николай Михайлович, терпение которого закончилось уже давно. Он сдержался, но решил сделать ещё одну – последнюю попытку. Он изобразил на лице состояние крайней влюблённости в своего младшенького и начал сначала, немного изменив первоначальные условия задачи: – Ты помнишь, как называется эта буква, которая на крестик похожа?.. Правильно, Игорёшечка – икс! Возьми карандаш и запиши: икс прибавить один получится… Да не пАлучится, а пОлучится… Получится два. Молодец, Игорёшечка! Молодец, сынок! Ну, и чему у нас равен икс? Не спеши, не спеши… подумай…

Юный Ломоносов подумал…, но не о том, чему равен икс, а совсем о другом:

«Сейчас душить начнёт, а мама в больнице… На брата надежды никакой. Похоже, мне конец…».

Он снова посмотрел на отца. Понял, что пощады не будет, зажмурился и тихо так сказал:

– Четыре… и быстро поправился – пять!

Николай Михайлович изменился в лице, сглотнул, отчего кадык сдвинулся наверх так далеко, что чуть там и не застрял. Вернув кадык на место, он принял внезапное решение и протянул по направлению младшего сына дрожащие от негодования руки. Воспользовавшись тем, что руки отца были подняты над столом, Игорь метнулся под стол и в то же мгновение выскочил из-под него с другой стороны. Рванулся вперёд, сделал резкий поворот налево… И оказался в комнате брата…

«Всё! Сегодня не задушил! Живём!».

Николай Михайлович влетел в комнату старшего сына следом за Игорем:

– Опять Битлаков слушаешь? Ты когда прекратишь эти безобразия? Вы что – сговорились? Вы хотите меня в больницу вслед за матерью?.. Прекрати слушать это Гудбай-бай-бай или я магнитофон сейчас в окошко выброшу… Кто-нибудь из вас в школу собирается? Или хотя бы в институт? – Тембр голоса отца семейства с нормального подскочил до фальцета и еще какое-то время остаточным звоном отдавался в ушах его отпрысков.