От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Третьего рейха. 1939—1945 - Альберт Праун

были приведены к присяге, и новым частям вручены знамена и штандарты. Вечером в Хофбурге был построен гарнизон. У памятника эрцгерцогу Карлу, победителю при Асперне[87], стояли в лучах прожекторов старые, овеянные славой желтые знамена австрийской армии, которые реяли над ее полками при освобождении Европы от власти великого Корсиканца, в битвах за Силезию против прусского короля.

Напротив них были, символически изображая непреходящие традиции отважных немецких солдат, знамена нового вермахта. Генерал Лист нашел подходящие для момента тактичные слова о единстве вермахта, низложившем границы, которые не признало прошлое.

Мы попытались, располагая ограниченными возможностями, научить офицеров хорошим манерам. Для этой цели был организован танцевальный час для младших офицеров, который также посещали молодые дамы.

В Берлине генерал Гудериан был назначен инспектором особых подразделений, объединявших кавалерийские и моторизованные части. В его штаб перешел из службы снабжения подполковник фон ле Сюир, наш бывший начальник штаба.

Я получил задание провести штабное учение в присутствии инспектора генерала Фелльгибеля. Старшие офицеры в Вене играли роль зрителей и критиков. Это были полковник Шрадер из командования авиационной группы, полковник Шуберт из штаба корпуса с офицерами двух его дивизионных батальонов связи и офицеров резерва и, конечно, командир дивизии генерал Фейель.

Я разыграл ситуацию, в которой мы оказались, когда стояли на чехословацкой границе еще перед Мюнхенским соглашением. Нельзя было терять время на обдумывание ситуации, даже если цели операции были еще недостаточно известны. Теперь я хотел показать прорыв танковой дивизии с приданными ей средствами связи, происходивший в несколько этапов, многочисленные перемещения командных наблюдательных пунктов и управление войсками на марше с помощью радиосвязи, радиограмм и переговорной таблицы.

В феврале 1939 г. около семисот командиров армии получили приглашение приехать в Берлин. На заседании рейхстага в Кроль-Опер мы слушали Гитлера. Он открыто говорил о национал-социалистском движении и требовал от нас его понимания. Он говорил о недостаточном жизненном пространстве немцев, не обозначая целей внешней политики. О своих будущих планах Гитлер сказал следующее: все великие исторические личности – Цезарь, Наполеон – были созидателями, он также хочет строить. Он начал с автобанов, чтобы создать современный транспорт и сделать народ мобильным. Его желанием было также подключить к этой системе пребывающие в забвении старые города. Необходимо было создать грандиозные сооружения – символы Великой

Германии. В Гамбурге возникла необходимость в увеличении транспортных потоков через Эльбу. Выход был не в строительстве второго туннеля под Эльбой, но возведении самого большого моста в Европе; он был бы ответом американским водителям и оставлял бы глубокое впечатление у всех проезжавших по нему. При всех его далеко идущих планах именно армия была источником постоянно возникавших проблем. Это разочаровывало его после всего того, что он для нее сделал – повысил ее значение и авторитет, дал ей новое и отличное оружие. Какую роль мы были призваны сыграть в его будущих планах, он не распространялся.

Затем нас пригласили посетить новую рейхсканцелярию. Шпееру удалось построить великолепные залы. Подлинные материалы – камень, дерево, кожа, металл, свет и цвет – прекрасно сочетались друг с другом, великолепный орнамент из цветов на стенах и столах усиливал праздничное настроение. Гитлер сидел за одним из круглых столов и был горд своей домом-резиденцией, где подавали изысканную еду и напитки. Многочисленные лакеи в голубых ливреях с серебряными шнурами и черных коротких шелковых штанах подавали вино и немецкое шампанское. Курить воспрещалось. Когда хозяин дома удалился, мы осмотрели залы приемов и зал заседаний правительства с тяжелыми резными креслами и кожаными портфелями рейхсминистров. Только гораздо позже я узнал, что этими вещами никогда не пользовались.

С младшими офицерами мы поднялись на Хоэ-Вейтш походить на лыжах. Горный приют был заброшен, и я предложил, вопреки желанию всех остальных, спуститься вниз. К ночи мы все собрались в гостинице внизу в долине. Обратный путь пролегал через городок Мариацелль. Вместе со старшими офицерами роты я побывал в Бад-Гойзерне, что лежит у подножия гор Дахштайн. Они обсуждали с унтер-офицерами, куда им лучше направиться. На пару дней мы отвлеклись от монотонной службы, к тому же представилась возможность ближе сойтись друг с другом, обсудить дела, на что не оставалось в гарнизоне времени.

Снова приближались мартовские иды. Снова шла неожиданная мобилизация. Теперь нашей целью был Брюнн (Брно), столица Моравии. Теперь нас ждала уже не «цветочная война», но орудия чешской армии. Я выехал, до выступления дивизии, в Порлиц (чешский Погоржелице, ныне пригород Брно), самый северный с немецким населением городок в Судетах. Теперь он находился южнее новой чешской границы. На почте я спросил, какие меры предпринимаются для того, чтобы сохранить секретность передаваемых по телефонной линии сообщений. По этому вопросу им никаких инструкций не поступало. Тогда я попросил сделать все технически возможное, чтобы на той стороне границы не было перехвачено сообщение о сосредоточении и развертывании немецких войск. Мне обещали это сделать. Затем пришел бургомистр мирно спавшего городка, поскольку ему стало известно о приходе солдат. Он хотел знать, когда можно будет ожидать нескольких тысяч беженцев из Брюнна (Брно), чтобы он успел приготовить для них временные убежища. Мне было об этом ничего не известно, я сам только недавно приехал из Вены. Бургомистр рассказал о демонстрации немецких студентов, которые сожгли здание таможни на границе. В остальном все было спокойно.

Когда пришел батальон, мне удалось забыться на пару часов в беспокойном сне на связке соломы, в неведении, что принесет следующий день. 15 марта 1939 г. выдалось холодным, шел снег.

Население Брюнна (Брно) высыпало на улицы. Прием, оказанный нам, был более холодным, чем в Австрии, но и здесь раздавались приветствия и было много цветов. Батальон разместился в прекрасно оборудованной чешской школе. Штаб дивизии обосновался в роскошной новой резиденции военного округа, вероятно, в финансировании строительства участвовали и французы. Одновременно в другом крыле здания работали чехи, распустившие свою армию. Мои солдаты воспользовались имевшимися средствами телефонной связи. После проверки распределительного щита выяснилось, что к важнейшим канцеляриям были подключены линии прослушивания, с помощью которых контролировали работу своих сотрудников. Мы безуспешно, наблюдая за чехами, пытались узнать, как они реагируют на наше открытие. Мой батальон должен был наблюдать за расформированием батальона тяжелой артиллерии в Брюнне (Брно). Командиром его был легионер представительной внешности, награжденный многими орденами, не знавший ни слова по-немецки и ничем не выдавший своего отношения к нашим требованиям. Связь установил старательный майор, ранее служивший в австрийской армии и говоривший по-немецки. Я посылал к нему ежедневно адъютанта, чтобы передать ему необходимые указания. Потом мы стояли вдвоем и смотрели за