Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова

— Спасибо.

Эльза смутилась, но тут же взяла себя в руки:

— Сергей, а вас не узнают на улице… Ну, сотрудники, например?

Он улыбнулся, отчего вокруг глаз мигом рассыпались мелкие морщинки.

— Не особо. Во-первых, у меня есть директор, я в издательстве виртуальный персонаж… Во-вторых, даже он думает, что я живу в Италии и управляю всем оттуда.

— Он литературный филантроп, Лизанька, — Майя склонила голову набок и с любовью посмотрела на того, кого с иронией звала Сергенто. — Эту серию книжек он сам издает, на свои деньги, и продает на улице за бесценок. Денег вообще просит шутки ради и потом отдает их нищим — мы так и познакомились, кстати… — она широко улыбнулась Сергенто и погрозила пальцем.

— Я не виноват, Майя, что ты хорошая актриса!

— Золотой человек перед тобой, Эльза. И, кстати, стихи он пишет очень неплохие.

— Вот ты меня захвалила, Майя… Пожалуй, и сам поверю на старости лет.

Сергей сделал серьезное лицо и продекламировал:

— «Кто всерьез может мнить себя поэтом, когда существуют Пушкин, Мандельштам и Бродский?»

Все снова улыбнулись. Майя взмахнула руками.

— Я сегодня буду конферансье. Пусть девочки вдвоем станцуют для именинницы. Разве я не заслужила на свое семидесятилетие вашего парного танца?

Мануэла встала с места и, войдя в роль «девочки», потянула сестру за руку. Они вышли из комнаты:

— Мы тогда — в гримерку!

Девушка, сидевшая рядом с Сергенто, вдруг предложила:

— А давайте, я вам сыграю. Можно?

Сергенто подхватил:

— А давай, дочка. Но, смотри, испортишь дамам номер — дома будет трагедия.

Все рассмеялись, потому что «трагедию» в исполнении Сергенто, этого мягкого человека с добрыми, лучистыми глазами, представить себе было невозможно. Эльза вспомнила отца и помрачнела. Девушка выбежала вслед за сестрами, посовещаться о музыке, а Сергенто достал из-за фортепьяно семиструнную гитару.

Пока он наигрывал классические мелодии, а Наташа рассказывала смешные истории из жизни ее постояльцев, Эльза всматривалась в лицо именинницы. Как они умудряются быть такими чистыми, эти люди, при такой грязной, порой отвратительной жизни вокруг? И потом, как же слава? Они могли бы быть известными, вызывать восхищение и зависть, быть героями газетных статей… Но им нравятся роли городских сумасшедших. Что это — новая философия жизни? Или им легче быть собой, прячась под маской фриков?

Хлопнула дверь, вошли мама и Элла — с ромашками в руках, в одинаковых струящихся синих платьях с золотыми поясами. Ну, конечно, у них обеих были одинаковые «концертные» платья, они же заменяли друг друга… Но в этом синем с золотом, с распущенными рыжими волосами, они действительно выглядели близнецами. Дочь Сергенто села за фортепьяно и начала играть «Вальс цветов» из «Щелкунчика», все захлопали. Эльза поняла, что несложную композицию выбрали специально для девушки, но как обыграли! Сестры взмахнули руками, рассыпав по комнате цветы, и во время танцевальной импровизации собирали их, по одному вручая имениннице. В ограниченном пространстве, среди столов и свечей, они умудрялись делать сложные па, передавая друг другу инициативу в соответствии с темой музыкальной композиции. Посторонний наблюдатель никогда не сказал бы, что обеим уже за пятьдесят, так грациозны, так великолепны они были. Эльза же была совершенно очарована: подняв последний цветок, мама вручила его ей, улыбнувшись совершенно неземной улыбкой. Элла же положила свой на фортепьяно, предназначив его дочери Сергенто. Девушка повернулась и расплылась в улыбке, при этом не сбившись и с чувством закончив сильную музыкальную фразу. В комнате снова зазвучали аплодисменты.

— Браво, браво, девочки! — Майя плакала. — Все, хватит концертов, не терзайте мне сердце! Сергенто, открой бутылку шампанского, она в холодильнике. Нет, две бутылки. Я сегодня напьюсь, черт возьми! Как же я счастлива!

Обстановку действительно стоило разрядить — испытываемые всеми эмоции, казалось, выдавят стекла огромных окон и выплеснутся на улицу. Но выплеснулось шампанское — в бокалы на высоких ножках. Было много тостов, восторгов и настоящих минут, когда искренность и любовь, которых обычно так мало вокруг, казалось, можно было вырезать из воздуха ножом и забирать с собой огромными искрящимися глыбами… Постепенно все успокоились, допили вторую бутылку, решили затушить половину свечей и пить кофе в полутьме. Воспротивилась лишь Наташа:

— Стоп-стоп-стоп… Дорогая Майя, неужели ты думаешь, что мы оставим тебя без подарка?

— Для этого нужны свечи?

— Да, все свечи и еще шампанского. Я, конечно, не буду рисовать на стенах, но у нас с Робертом для тебя тоже кое-что есть.

Принесли третью бутылку брюта, Сергенто открыл ее и разлил по бокалам. В это время Роберт внес в комнату картину, накрытую темным покрывалом. Наташа подняла бокал и свободную руку прижала к пикантному декольте, вдавив в кожу нитку черного жемчуга.

— Я не Сергенто, и говорить не умею. Поэтому коротко: за твою красоту!

Роберт сдернул покрывало. Это был портрет Майи в наряде Марии-Антуанетты, с прической и украшениями тех времен. Поразительное сходство с оригиналом, удивительное множество мелких деталей… Все, как по команде, встали и подошли к полотну. Майя потрогала его и сказала Наташе:

— Ты, определенно, самая сумасшедшая из нас. Это ж сколько работы!

Наташа обняла ее, поставив на стол бокал.

— Я уже не очень трезвая, но все-таки скажу, о чем думала, когда писала тебя: когда ты ходишь по улицам в нарядах Французской проститутки, ты на самом деле выглядишь вот так. Внутри. Но это видно лишь посвященным.

«Посвященные» переглянулись, и Наташа окончательно смутилась:

— Все, больше не буду говорить. Сказала же — не умею.

— Все вы правильно сказали, Наташа, — рассматривавшая картину Эльза повернулась к присутствующим, — я вот не из «посвященных», но тоже так чувствую. Это есть во всех вас. Внутренняя красота. До сих пор я редко встречала ее в людях… И никогда — в таком количестве людей одновременно.

Наташа хитро улыбнулась:

— Вот видите… Все, можете задувать свои свечи, у меня больше ничего для вас нет.

Возгласы восхищения постепенно стихли, Майя осталась в комнате тушить свечи латунным колпачком на длинной, инкрустированной индийскими камнями ручке, а остальные ушли в кухню, где Роберт готовил кофе с кардамоном. Потом был праздничный торт, оживленная болтовня ни о чем, и Эльзе начало казаться, что вокруг нее снова обычные люди, ну, может, чуть более странные, чем остальные. И только взгляды, которые Майя украдкой бросала на принесенный с собой в кухню портрет, красноречиво говорили об обратном. О том, что эти люди действительно живут другой жизнью, и эта жизнь в разы прекрасней, чем видится окружающим.