Ключ власти - Александр Белаш

— Арестовать, — приказал штаб-комиссар конвоирам, подкрепив слово коротким жестом. — Сдать профосу.

— Ваше высокоблагородие, кроты мою сестру… — сбивчиво говорил штурмовик, пока его разоружали. — В подземь утащили! Уж невеста была…

— Как профосу доложить? — хмуро спросил конвойный. — Ему статья нужна, чтоб под арест, не просто ж так…

— Порча казённого имущества.

Последним к раздаче второпях примчался в запылённом экипаже лозовик-работорговец — спрыгнул, юлой завертелся, кому любезно улыбаясь, кому почтительно кланяясь, кого угощая папироской. Продувной торгаш вмиг вычислял на глаз, как кого расположить к себе. Вскоре дицер-распорядитель уже дымил его табачком и кивал, соглашаясь — да, эту, и эту, и эту мелкую тоже.

— На вырост, на откорм берёте?

— Одни хлопоты, одни расходы, гере дицер! Ведь сколько она съест, это же ужас…

Помощники лозовика охапками доставали из фургонов гремучие кандалы — дело привычное, как встарь, было б кем торговать.

Прослышав о новом купце, явился Чёрный Барон в сопровождении богатырей-санитаров, несших широкогорлые фляги и укладку с инструментами. Молча смерил лозовика взглядом — живчик, прыти на троих, круглое лицо лоснится, мясистые ноздри шевелятся в такт мимике, внимательные глазки зыркают туда-сюда, чтоб выгоду не упустить.

В свою очередь, и работорговец изучил военврача. Тотчас поняв, что это важная персона, подбежал петушком, сдёрнул прочь котелок, ручкой в перстнях пригладил сальную причёску:

— Ваше высокоблагородие, нижайше кланяюсь… Будьте милостивы, прикажите отпускать товар мне одному, добрать остаточки! Красные жандармы помешали въехать вовремя, все закупились, а я хоть разорись! В вашей доброте не сомневаюсь…

— Я же запретил вас пропускать, — молвил Данкель, глядя на торговца сверху вниз. — Кого подкупили?

Тот вмиг сменил тон на требовательный, выхватил бумажник, достал и развернул гербовую бумагу:

— Всё законно, ваше высокоблагородие! Извольте убедиться, вот лицензия на куплю-продажу. У меня квота — пятая часть, да-с! Подписано имперской канцелярией…

— Знаю, — поморщившись, военврач отмахнулся движением пальцев. — Ваши — вон те?.. Займитесь клеймением, — сказал он санитарам, кивком указав на отобранных лозовиком.

— Как… но позвольте!.. как можно-с?! — обомлев на мгновение, толстенький лозовик вскипятился, замахал руками. — Вы не имеете права! Это повреждение товара! Я буду жаловаться самому канцлеру!..

— Да хоть Матери-Луне. Вы их забываете клеймить, любезный. А мне на будущее интересно знать, сколько дамочек в светских салонах носят тавро дракона.

В добавление к словам штаб-комиссара один из санитаров исподтишка показал купцу увесистый кулак. Другие уже приступали к делу — кто доставал игольное клеймо, кто острые номерные пластинки, кто готовил татуировочную тушь. Лозовик чуть не заплакал от досады и бессилия.

Завидев Чёрного Барона, дицер поспешно сплюнул, затоптал папиросу и вытянулся во фронт.

— Здравия желаю, ваше…

— Вольно. Что, братец, одолели супостата?.. — Лицо штаб-комиссара было усталым и мрачным. Он тяжело, исподлобья глядел за колючую проволоку, где теснилось испуганное полуслепое стадо дьяволиц.

— Так точно! — бодро козырнул дицер. — Победа, прямо сказать, преогромная!

— Вот только — чья? — задумчиво проговорил Чёрный Барон вполголоса.

— Что-с?..

— Смекни сам, служивый, — продолжал Данкель, наблюдая за пленными. — Они хотели высадиться и выжить — они своего добились, с нашей помощью. Мы их убили меньше половины. Часть умрёт. Часть забрал я. А остальные?.. Где залёг господарь? Сколько с ним заложено бойцов и самок? Надолго ли он притаился? Как древний вождь в погребальном кургане… с той лишь разницей, что однажды он восстанет из недр.

Поодаль похоронные команды начали рыть большие ямы — братскую могилу для красноармейцев и скотомогильник для дьяволов. Земля готова была принять всех без различия.

На дирижабле трудно уединиться и остаться незамеченным. По коридорам нет-нет да и пройдёт кто-нибудь, любой силуэт заметен издали… особенно силуэт в юбке. Укрыться в пустой каюте? каждая каюта — чья-нибудь, а вдруг войдёт тот, кто в ней живёт? Спрятаться в подсобном помещении? для этого надо знать их расположение, и нет гарантии, что туда не заглянет такелажник или моторист. К тому же все кладовки — на корме, где обитают нижние чины.

Однако Эрита здраво полагала, что праздношатающихся тут не бывает. Если публика расходится со смотровой площадки, то не затем, чтобы фланировать по коридорам. Вахтенные — на постах по регламенту, подвахтенные — в своих каютах. Остаётся вычислить, в какую сторону уходит меньше всего людей, смешаться с ними, затем приотстать и…

Всегда можно объяснить, зачем и куда ты идёшь. «Хочу поглядеть на стыковочный узел в носу. Это можно?»

Огонёк шёл за ней как игла за магнитом, еле сознавая, куда его несёт. Позади осталась насупленная Лара с прожигающим недобрым взглядом, впереди щёлкала каблучками строгая, неприступная Эрита…

…с которой он целовался под кроватью в коттедже Безуминки, в Бургоне.

А потом на кухне! после того, как она и Лис для маскировки нарядили его девушкой.

И она сидела на его коленях в ракетоплане, когда бежали из Бургона, а он крепко-крепко обнимал её. Так, вместе, и врезались в дирижабль Цереса.

Не говоря уж про ночной полёт в обнимку с ней, который Лара всё никак простить не может.

Она, Эрита, желтоглазая и упоительная, называла его просто «Рин»…

Правда, она же настаивала тогда, на кухне, прежде чем вновь поцеловаться: «Ты никому не расскажешь про нас. Ты всё это забудешь».

Не раз Огонёк представлял себе, мечтал, как он снова встретится с Эри и…

…и что?

Эри даже не улыбнулась ему. Зато улыбнулась кроту Касабури — он старше, он пригож, галантен и похож гривой на восточного вояку. Собака, два хвоста, вот и вся нежность!..

Но ведь ясней ясного было — минувший день не вернёшь. Их обоих закружил вихрь событий — заговор, побег, перестрелка, вновь побег, — где они оказались просто пареньком и девчонкой, которым не на кого больше положиться, кроме себя самих.

Ну, и вот она, долгожданная встреча. Вместо восхищения и всех тех слов, которые он перебирал и складывал в уме, рисуя воображаемое свидание с Эритой — душевная сумятица, раздрай в сердце, тоска.

Вместо парковой аллеи, где они вдвоём — и больше никого! — узкий коридор в утробе дирижабля, ведущий вверх и вперёд, будто на эшафот.

В кабине стыковочного узла они остановились — дальше идти было некуда, тупик. Тут рычаги механизмов, дверь с поперечным засовом на всю ширину и два иллюминатора по сторонам. За синеватыми стёклами внизу плыла далёкая земля. Ни звука вокруг, только еле слышный шелест воздуха по обшивке корабля.