Коньки и Камни - Хизер К. Майерс

и Минки в одном предложении зажгло что-то внутри меня. Яростный и неожиданный всплеск чувства собственничества захлестнул меня. Мысль о том, что Сойер Вулф или кто-либо еще пытается что-то сделать с Минкой, заставила мою кровь закипеть. Это было иррационально, это чувство обладания ею, особенно учитывая сложную игру, в которую мы играли. Но оно было, неоспоримое и сильное.

Я тряхнул головой, пытаясь отогнать эту мысль. Мне нужно было сосредоточиться, не поддаваться эмоциям, которые только и делали, что отвлекали меня.

"Ну?" подтолкнул Дэмьен. "Такой женщине нужен мужчина, который укажет ей путь".

Генри вмешался, его присутствие сразу же привлекло внимание. "Дэмиен, отвали", — твердо сказал он. "Я не хочу, чтобы ты так говорил о моей сестре". Его тон был защитным, явно предупреждающим. Он уставился на Дэмиена ледяным взглядом.

Дэмиен был непоколебим. Он повернулся ко мне. "Что ты думаешь, Кеннеди? Думаешь, такой девушке, как Мэтерс, нужна направляющая рука, которая покажет ей, как правильно поступать?"

Я взял себя в руки, прежде чем ответить. Я не могл допустить, чтобы мой прежний всплеск собственничества проявился. "Я думаю, что все опекают Минку Мэтерс", — сказал я, мой голос был ровным. "Но она не такая нежная, как все думают".

Генри напрягся. "И что это значит?"

Дэмиен поспешил подлить масла в огонь. "Да, Кеннеди, откуда тебе знать?"

Я пожал плечами, сохраняя самообладание. "Потому что она робкая, как лань, и это не пойдет ей на пользу", — сказал я. "Особенно если она собирается однажды возглавить хоккейную команду. Никто не будет воспринимать такую, как она, всерьез".

Я увидел, как Генри сжал челюсть, его защитные инстинкты в отношении сестры явно сработали. Я знала, что задела нерв, но не отступила. Проще было спрятаться за фасадом безразличия и критики, чем признаться в сложных чувствах, которые меня обуревали.

К тому же я говорил серьезно.

Никто не воспримет ее всерьез, а ведь все ее опекали.

Разочарование Генри было очевидным, когда он снова повернулся ко мне. "Так что, по-твоему, я должен делать, Леви?" — спросил он, в его тоне слышался сарказм. "Раз уж ты явно все знаешь".

Я встретил его взгляд, ничуть не смутившись. "Пусть она борется", — сказал я прямо. "Забери у нее силу и заставь ее заслужить ее обратно. Это заставит ее понять, чего она действительно хочет. Она должна узнать, каково это — бороться за что-то, действительно заслужить это. Даже та фиктивная помолвка была не тем, что она заслужила, а тем, к чему ее подтолкнули".

Дэмьен добавил, ухмыляясь. "Похоже, Кеннеди хочет быть тем, кто отнимет у нее власть".

Генри шагнул к Дэмьену, его тело напряглось, но Дэмьен лишь рассмеялся.

Я почувствовал прилив раздражения. Этот разговор ни к чему не привел, и у меня не было ни малейшего желания участвовать в нем. "У меня есть дела поважнее, чем беспокоиться о наследнице", — пренебрежительно сказал я, отворачиваясь от них.

Направляясь в душевую, я не стал оглядываться на Генри или Дэмиена, но гогот Дэмиена последовал за мной.

Горячая вода в душе почти не помогла смыть разочарование и смятение. Я не мог избавиться от чувства бессилия, которое, казалось, охватывало меня всякий раз, когда я думал о Минке. Я создал себе такой образ, который позволял легко оправдывать мои планы мести. Но теперь этот образ рушился, обнажая личность, которая была гораздо сложнее, чем я предполагал.

"Черт!" Я ударился о стену душевой кабины, тщетно пытаясь сбросить напряжение, нараставшее внутри меня.

Удар отозвался резкой болью в моей и без того травмированной руке, но я приветствовал ее. Боль приземлила меня. Мне нужно было сосредоточиться, вспомнить, зачем я это делаю, — причины, которые, как я говорил себе, были вескими.

Но как бы сильно она меня ни интриговала и ни сбивала с толку, я не мог позволить этому помешать моим планам. У меня была цель, цель, и я должен был придерживаться ее. Я должен был сосредоточиться, держать себя в руках. Месть все еще была конечной целью, и я не мог позволить себе забыть об этом.

После тренировки я взял "Эрл Грей" в "Ривер Стикс" и отправился обратно в общежитие. Я заставил себя выпить этот ужасный напиток и поставил его на тумбочку рядом с телефоном.

Мой взгляд задержался на телефоне, на том, что, как я знал, там находилось.

Мой член возбудился от одной мысли об этом.

Черт.

Я не должен.

Это был еще один способ ее власти надо мной.

И все же в моем теле было слишком много напряжения.

Я опустился на кровать и вытащил свой член. Костяшки пальцев все еще горели. Хорошо. Когда я получу удовольствие, будет больно, как и должно быть.

Я взял телефон и открыл вчерашнее видео. Когда я был с ней, мне было трудно вспомнить, что я вообще снимал ее.

Но сейчас…

Я даже не помнил, как настраивал камеру, но она успела запечатлеть ее тело, свисающее с потолка, когда я трахал ее рукоятью отцовского клинка. Выражения чистого экстаза на ее лице было достаточно, чтобы мой член напрягся.

Черт.

Ей не должно было понравиться.

Ей должно было быть больно.

Но это не так.

Неужели она была такой же развращенной, как и я? Ей нравится, когда ей больно?

Я обхватил свой член, поглаживая его вверх-вниз в твердом, устойчивом ритме.

Ее стоны звучали в моей голове, как песня на повторе.

Ее мольбы были чистыми, идеальными.

Я все еще чувствовал вкус ее киски на своем лице, то, как крем сочился из нее в мой рот, словно я пировал эликсиром от самих богов.

Я издал стон, и от этого звука мои глаза распахнулись.

Что, черт возьми, со мной происходит?

Почему я был так беспомощен из-за глупой шлюхи, которая позволила незнакомцу делать с ее телом невыразимые вещи?

Я хрипел, пытаясь сдержать удовольствие, но не мог остановиться.

Я наблюдал за собой, как ел ее киску, как трахал