Вопрос и ответ - Патрик Несс

Мне кажется, они меня побаиваются.

И, как ни странно, это приятно.

Я смотрю ей в глаза — непоколебимые, суровые.

— Я вам никогда этого не прощу, — тихо говорю я, словно бы только ей. — Никогда. Ни сегодня, ни потом, слышите?

— Пусть не простишь, — так же тихо отвечает госпожа Койл, — но однажды поймешь. — И потом, сверкнув глазами, она растягивает губы в улыбке: — А знаешь, пора придумать тебе какое-нибудь занятие.

[Тодд]

— Шевелитесь, клятые твари!

Четыре спэкла, стоящие ближе всего ко мне, шарахаются в стороны, хотя я даже не орал.

— Вперед!

И, как обычно, ни тебе Шума, ни мыслей, ни звуков.

Лекарство они могут получать только с кормом, который я рассыпаю по кормушкам, но зачем? Почему им можно, когда всем остальным нельзя? Это превращает их в море безгласных, тупо цокающих зверей: белые спины, которыми они загораживаются от ледяного ветра, белые рты, выпускающие облака пара, белые руки, таскающие землю… Поглядеть на них сверху, так все эти белые тела за работой жутко походят на стадо овец.

Хотя если приглядеться, то можно различить семьи: мужей, жен, отцов и сыновей. Старики загребают меньше земли и работают медленней. Те, что помоложе, им помогают, пытаясь скрыть от нас, что старики не годятся для тяжелого труда. Иногда можно увидеть младенца, привязанного платком к материнской груди. Один высокий самец подгоняет других, а одна маленькая самка обкладывает целебной грязью загноившуюся рану вокруг клейма другой самки, покрупней. Они работают в группах, не поднимая голов, стараясь не попадаться на глаза мне, Дейви и стражникам на стенах.

Все это можно увидеть, если приглядеться.

Но проще не приглядываться.

Лопат мы им дать не можем, понятное дело. Из лопат получается прекрасное оружие, а стражники на стенах начинают нервничать, стоит какому-нибудь спэклу слишком высоко поднять руку. Такшто они роют, носят камни и страдают молча — безгласные, как облака.

А у меня, кстати, есть оружие. Мне вернули винтовку.

Потомушто бежать-то мне теперь некуда.

Виолы нет.

— Живо, живо! — ору я на спэклов. Мой Шум краснеет при мысли о ней.

Я замечаю, что Дейви косится на меня с удивленной ухмылкой. Отворачиваюсь и иду на другой конец участка. На полпути меня останавливает громкое цоканье.

Оглядываюсь по сторонам.

Ну понятно, так я и думал.

Опять 1017-й, стоит и смотрит на меня странным взглядом. Смотрит на мои руки.

Я опускаю глаза и замечаю, что обеими руками крепко вцепился в винтовку.

Когда я вапще успел снять ее со спины?

Хотя спэклской рабочей силы у нас немерено, все равно на строительство такого большого здания — уж не знаю, для чего оно, — уйдет пару месяцев. К тому времени будет разгар зимы, а бараков, которые спэклы должны были строить для себя, никто за них не построил. Вапщето они любят жить под открытым небом, но в зимнюю стужу и спэклам нужно где-то укрываться. Лично я не слышал, чтобы для них приспасобили какое-то другое помещение.

Как бы то ни было, за неделю мы снесли все внутренние перегородки (на два дня опередили график), и ни один спэкл не погиб, правда, без поломанных рук не обошлось. Травмированных сразу куда-то уводили.

Больше их никто не видел.

К концу второй недели после падения башни мы выкопали почти все нужные траншеи и котлованы для закладки будущего фундамента — мы с Дейви должны будем руководить работой спэклов, хотя ни черта в этом деле не понимаем.

— Па говорит, они сами все отлично умеют, потомушто им пришлось перестраивать город после войны. По этим мордам не скажешь, а?

Он грызет семечки и сплевывает на землю шелуху. С едой последнее время у нас туго — «Ответ» теперь не только взрывает, но еще и грабит склады, — однако Дейви всегда удается что-нибудь раздобыть. Мы сидим на груде камней и смотрим на раскинувшийся под нами большой участок с квадратными ямами, траншеями и грудами камней. Для спэклов свободного места почти не осталось.

Поэтому они жмутся к краям и друг к другу. Но возмущаться не думают.

Дейви сплевывает шелуху:

— Ты что, говорить разучился?

— С чего бы? — выдавливаю я.

— Да ты целыми днями только орешь на рабочих и ворчишь на меня. Так не годится. — Он делает плевок на дальность и точность, попадая аккурат в голову ближайшего спэкла. Тот молча смахивает шелуху и продолжает рыть траншею. — Она тя бросила, — говорит Дейви. — Смирись и живи дальше.

Мой Шум вскидывается.

— Заткнись!

— Да я же в хорошем смысле.

От удивления у меня чуть глаза на лоб не лезут.

— А что? — спрашивает он. — Я просто так сказал… Она же ушла, а не померла или еще чего. — Плевок. — Насколько я помню, она девка боевая, умеет за себя постоять.

В его Шуме всплывает воспоминание о том, как его прошили током на берегу реки. Мне бы улыбнуться, но я не улыбаюсь, потомушто вот она, прямо у него и у меня перед глазами.

Здесь — и не здесь.

(где она?)

(черт, где она?)

Мэр Леджер рассказал, что сразу после падения башни армия двинулась прямиком к океану — якобы по чьей-то наводке.

(по моей? неужели он меня услышал? Я весь горю от этой мысли…)

Но мистер Хаммар и его люди ничего там не нашли — лишь несколько ветхих домов да утлых лодчонок.

Потомушто наводка оказалась ложной.

И от этого я тоже весь горю.

(она мне соврала?)

(нарочно?)

— Господи, ушлепок! — Дейви снова сплевывает. — Да тут ни у кого подружек нет. Они либо в тюрьме сидят, либо раз в неделю бомбы взрывают, либо ходят такими большими группами, что подойти страшно.

— Она мне не подружка, — говорю я.

— Неважно. Я только хотел сказать, что тут все без баб. Смирись уже.

Внезапно в его Шуме поднимается мощная волна какого-то чувства, но он тут же ее смахивает, не дав мне вглядеться.

— Чего уставился? — рявкает он.

— Да ничего…

— Ну и все тогда! — Дейви встает, подбирает с камня винтовку и топает обратно на участок.

Не знаю почему, но 1017-й в конце дня всегда оказывается рядом со мной. Я обычно работаю где-нибудь в дальнем уголке, заканчиваю траншеи. Дейви — ближе к переднему краю, следит за возведением дощатой опалубки для будущего фундамента. Этим должен заниматься и 1017-й, но почему-то, стоит мне поднять голову, он всегда оказывается неподалеку. Сколько раз я уже отсылал его подальше…