Удар отложенной смерти - Инна Тронина

– Вот как мы заговорили? – Веталь глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться. – Отлично. Насколько хочешь отсрочить?

– Допустим, на четыре часа. Не в восемнадцать начнёшь, а в двадцать два.

– О'кей. – Холодаев засмеялся.

Губы его, очень тонкие, почти незаметные, всё же не портили ослепительную искусственную улыбку.

– Но это будет лишь в том случае, если ты останешься у нас в заложниках. В самом прямом смысле, имей в виду. Если наши требования не будут выполнены, ты умрёшь. Так будет даже лучше… Эй, Бабьяк! – крикнул Веталь в сторону двери. – Сейчас же свяжись с господином Горбовским и скажи, что Саша остаётся у нас. Если он согласен вести переговоры, пусть приедет ко мне сам. Встречаемся в Белоострове около магазина – тут он всего один, неподалёку от станции. И чтобы через сорок минут был здесь, ясно? Пусть хоть на метле прилетит. Заяви со всей ответственностью, что, если он не кончит дурить, мы заложника вешаем. Всё!

… Саша, едва удерживая сознание, подобрался к насыпи. Он старался не отдыхать и не останавливаться, иначе не нашёл бы сил тронуться в путь снова. Половик то и дело соскальзывал, падал на наст, изрезавший все ноги до колен. Приходилось наклоняться и искать его при лунном свете, а руками шевелить становилось всё труднее.

Жизнь уходила туда – под глубокие, колючие сугробы. И страшно саднил след от верёвки на шее. На протяжении всего страшного, вероятно, последнего в жизни пути, Минц думал лишь об одном. Почему Захар не приехал? Не может быть, что он пренебрёг угрозами Веталя, не поверил им. Он же знает, с кем имеет дело. Или с ним самим что-то произошло?..

Саша тяжело дышал. По его лицу, несмотря на мороз, градом катился пот. Огни электрички, идущей со стороны Выборга, её лобовой прожектор, словно в страшной сказке, наползали из тьмы. Ещё несколько секунд – и она, в облаках снежной пыли, пронеслась к Ленинграду. Окна вагонов ярко освещены, люди там в относительном тепле, в безопасности. Они здоровы, нормально одеты, и скоро будут дома. Промелькнуло за наполовину оттаявшим стеклом испуганное личико девочки с пуховой шапке – она увидела на кромке насыпи голого человека.

Саша уже не помнил, каким чудом он поднялся на шпалы. Замёрзшее болото осталось позади. Ещё раз, обернувшись, он увидел на снегу свои кровавые следы.

… Веталь вернулся через двадцать минут после того, как ушёл, и сбросил своё пальто с бобровым воротником на руки белобрысого парнишки, которого тут все называли Похом. Сквозь зубы он сообщил, что майор Горбовский, хоть и обещал, к магазину в назначенное время не явился. А, значит, за отсрочку Каракурт должен заплатит собственной головой.

– Согласен! – ни на секунду не задумавшись, даже радостно, с готовностью сказал Минц. – Только смотри, Веталь, не нарушай уговора. До сих пор, как мне известно, ты слово держал.

– Я-то держал, а вот твой начальник сбляднул маленько. Но ничего, нам с тобой скучно не будет. За четыре часа ты сполна заплатишь, а там посмотрим.

Веталь хлопнул в ладоши, и в комнату валились шестеро «быков» с подозрительно блестящими глазами.

– Отдаю его вам со всем барахлом, – продолжал Холодаев, заводя глаза к потолку. Минц посмотрел туда же и увидел вбитый в дерево массивный крюк. – Надо его повесить, прямо здесь, и чтобы без халтуры. Рафхата позовите – сами не справитесь. Долго не тяните, потому что Горбовский любую подлянку заделать может. Захочет, к примеру, любимчика своего освободить в наглую. Отдать его можно только мёртвым, понятно?

Веталь куда-то опять торопился, то и дело смотрел на часы. Потом вновь надел пальто и шапку, укутал шарфом подбородок.

– Митька всё мечтает голову тебе отрубить, – мягко, по-домашнему обратился Холодаев к Минцу. – А мне кажется, что такой почётной смерти ты не заслужил. Хватит с тебя и петли. Рафхат смерть констатирует, хоть он и не доктор. Зато палач классный – без дураков. Когда всё закончите, мне доложите. Всё! – Веталь направился к двери, но вдруг остановился ненадолго. – Когда шмотки делить будете, не порежьте друг друга. Вы мне все живыми нужны…

На лёгкую смерть рассчитывать не приходилось. Минц прекрасно понимал, что самое страшное ещё впереди. Когда двое из холодаевских парней направились к нему с намерением стащить дублёнку и всё остальное, Саша остановил их.

– Расстегните наручники – я сам всё сниму. Даю слово, что сопротивляться не стану.

– Ясно, что не станешь, – сказал низкорослый крепыш с пустыми глазами по фамилии Бабьяк. – Тогда уж пощады для самолётов не жди. Да ты и сам понимаешь, что Веталь натворит в городе. За каждое твоё лишнее движение как минимум человека уложит. Окропит снежок красненьким… Так что давай без фокусов?

В отличие от Озирского, Минц не находил особого удовольствия в драках, хотя под руководством гуру прошёл курсы нескольких восточных единоборств. Он считал, что побеждать следует, в первую очередь, силой духа. И потому даже не повышал голоса. В его покорности мучениям было что-то абсолютно непривычное для бандитов, и те оробели. Бабьяк долго раскуривал трубку, прежде чем продолжить ужасный спектакль.

Покусывая чубук, он наблюдал за Минцем. А тот, словно собираясь ложиться спать, раздевался и аккуратно складывал одежду на два стула. Тем временем худой мужик с вислыми усами по фамилии Гырин принёс узкую скамейку, поставил её под крюк. Вскочил на неё, привязал петлю, привычно проверил, как скользит узел по намыленной верёвке.

Бабьяк вынул трубку изо рта и сказал:

– Трусы оставь, кому они нужны! Если б ты бабой был… да я и не знаю, какой ты там «веней» болен. От греха подальше… Пох! – обратился Бабьяк к альбиносу в тельняшке. – Защелкни наручники и поставь его на скамейку. Гыра, включай чайник! – Бабьяк глуповато и вместе с тем хищно оскалился. – Ну, Каракурт, до такого никакие фрицы не додумались… Сейчас мы тебе класс покажем!

– Я сам поднимусь, – брезгливо дёрнулся Саша, отстраняясь от Поха.

– Ну, хоть петельку дай надеть! – просительно проныл альбинос.

Все громко заржали.

– Ну что, Шурик, молиться будешь? – спросил Бабьяк немного погодя. Но ответа не получил.

Минцу казалось, что всё происходит во сне. Он смотрел в замёрзшее тёмное окно и вспоминал, как уходил сегодня из квартиры на Васильевском. Он даже не предупредил отца и ночевавшую у них старшую сестру насчёт своих рискованных планов. А ведь старику уже семьдесят четыре года… Как он перенесёт гибель младшего, единственного уцелевшего сына?

И что будет с Софьей, вообще трудно представить. Она так и не привыкла, что братишка часто рискует собой. Только вчера уговаривала его бросить милицию и податься хотя бы в юрисконсульты. А ещё лучше – преподавать иностранные языки и настраивать музыкальные инструменты. Она найдёт кучу клиентов, хоть лично расклеит объявления на каждый столб. Только бы Саша наконец перестал всё время играть со смертью в жмурки…

Теперь жмурки, как видно, закончились. Смерть поймала его в ледяные объятия. Остаётся порадоваться, что не успел жениться, завести детей. Тогда бы слёз пролилось ещё больше. Будем надеяться, что папа и Соня, а также зять Володя и племянник Юра плохо о нём не вспомнят…