Другие - Сергей Зверев

– Не выключайте связь, это важно, – услышал он голос фээсбэшника Мякишева, – кто бы вы ни были, Стольников или Жулин. Я не знаю, где вы находитесь, но коль скоро мне удалось связаться с вами, я говорю вам – вы в опасности. Вы в чудовищной опасности. И речь сейчас идет даже не о преследовании вас Конторой. Нам незачем вас преследовать после получения показаний от пленных боевиков и показаний бойцов Стольникова.

– Что вам нужно, Мякишев? – не выдержал прапорщик. И удивился своему голосу – сухому, безжизненному.

– Ради бога, не перебивайте меня! У меня садится аккумулятор в трубке. Где бы вы ни были, пусть вас отныне не тревожит присутствие рядом Конторы, – слыша это, Олег вдруг обратил внимание, что Мякишев ни разу не произнес «ФСБ» в смысле «я» или «мои коллеги». Он не хочет быть узнанным, если вдруг ведется запись. Значит, он не играет, иначе ему незачем было бы водить Жулина за нос – он отлично знает, где и чем тот зарабатывает себе на хлеб. Но что за глупость, отчего ему таиться, помогая им, если достоверно известно, что Стольников и он, Жулин, не виновны? – Передайте Стольникову – Костычев, он… – в трубке раздался писк, подтверждающий искренность Мякишева – сотрудник ФСБ не стал бы вести оперативную работу с разряженной трубкой.

– Да что передать-то?! – шепотом спросил прапорщик. – Нет, только не сейчас!.. Соперник «Манчестер Юнайтед», вы слышите меня? Скажите же хоть что-нибудь!..

«Соперник «Манчестер Юнайтед» – это первое, что пришло в голову Жулину, когда он понял, что придется обратиться к сотруднику ФСБ по имени. С Мякишевым они познакомились в Ханкале, нечаянно пошутив насчет футбола, и теперь Жулин вспомнил это.

Ответом ему была оглушительная тишина.

– Черт! – зло бросил Олег и спрятал трубку в карман.

Где Стольников? Где он?..

Саша непременно прошел бы мимо, узнав Костычева, и его не остановил бы даже пылающий взгляд «конторского». Но продолжать идти, удерживая в руке кейс, когда из-под полы пиджака тебе в живот смотрит дульный срез оружия для бесшумной стрельбы, способны только люди, недооценивающие ситуацию. Саша к таким не относился, а потому понимал, что может случиться, соверши он такую глупость. Понимал это и подполковник ФСБ.

Раздастся хлопок, который на фоне гула аэропорта не услышат даже сидящие рядом с Костычевым пассажиры в зале ожидания. Стольников завалится на пол, а Костычев закричит, призывая врача, и бросится к капитану, чтобы начать делать искусственный массаж сердца. Они все так поступают. Стреляют, а потом призывают общественность и начинают делать массаж на ране. Как Талькову. После такого нетрадиционного лечения бедняги протягивают ноги, а прибывшие менты разводят руки.

Когда возле тела Стольникова соберется толпа, Костычев спокойно заберет кейс, как если бы он был его, выберется из столпотворения и отправится на свой рейс. Все запомнят Стольникова и не запомнят кейс.

– Добрый день, товарищ подполковник! – как можно громче приветствовал Стольников Костычева. Убедившись в том, что все обратили внимание и на него, и на кейс, которым Стольников потрясал в воздухе, Саша прокричал еще громче, уже по-русски: – Я слышал, в ФСБ зарплаты повышают? И сколько вам добавили? Как себя чувствует ваша жена, подполковник Костычев?

– Молодец, – спокойно похвалил фээсбэшник. – Теперь меня, конечно, запомнят.

Поднявшись, он подошел к Стольникову, обнял за плечи и подтолкнул в сторону туалетов.

– Все запомнят, как двое мужчин приветствовали друг друга и проследовали в бар, – сказал он, повторно толкая в спину капитана, который изо всех сил старался понять – заметил Жулин инцидент или нет.

Но прапорщика от места разговора отделял весь зал, тот сидел, а рядом с ним, загораживая сектор обзора, ходили нескончаемой чередой люди. Нет, он не видел… Стольников просил Олега сидеть тихо и быть незаметным. Требование само по себе было смешным, поскольку невозможно было представить в этом многолюдном зале кого-то более приметного, чем Жулин, со ссадинами на лице, сломанными ногтями, пластырем на казанках и в костюме от Бриони. Но все-таки на него мало бы кто обращал внимание, если бы он сидел смирно и не высовывался. Что, собственно, и происходило.

Перед туалетом Костычев расплатился за посещение за двоих.

– Костычев, вы ставите меня в неудобное положение, – шепнул Стольников. – У нас в России традиция: за двоих в туалет платит только кто-то из влюбленных. Нас неправильно поймут – вы если и похожи на девушку, то только на очень страшную.

– В нашей долбаной России все через задницу, – огрызнулся Костычев, не обращая на болтовню капитана внимание. Втолкнув плененного в зал с писсуарами, он захлопнул дверь и вонзил меж ручкой и косяком швабру. – Не пытайтесь спровоцировать меня на скандал, иначе я вас действительно поставлю в неловкое положение. Кейс!

Стольников поставил его на пол, но это все, что он сделал.

– Капитан, я имел в виду, что вы должны отдать его мне, – потребовал Костычев и Саша увидел, как пистолет дрогнул в руке фээсбэшника.

– Но тогда вы выстрелите.

– Я могу сделать это прямо сейчас. И тогда не придется ломать голову над дилеммой. Кейс!

Саша упер в чемодан ногу и толкнул. Стальной чемодан поехал к подполковнику и остановился в шаге от него. Морщась от боли, тот наклонился и поднял его.

– Ревматизм, полученный сырым утром в Другой Чечне? – поинтересовался Стольников.

– Здесь – все?

– Все, что тебе понадобится, урод.

– Вы всегда были хамом, Стольников, – произнес подполковник. – Вы затеяли опасную игру, войсковой разведчик, разве вам об этом не говорили?

– Да, мне говорил об этом Алхоев, ваш подельник.

– Не преувеличивайте. Алхоев был таким же средством для достижения цели, как и вы. Вы оба согласились играть в опасную игру, и сейчас мир является свидетелем ее логичного завершения.

– Философские беседы – не самая сильная ваша сторона, Костычев. Видимо, вы горите желанием меня прикончить. За позор, за проваленную операцию по добыче керия, за жену свою, наверное… В Нальчике… Вы в курсе, что мы с ней ладили?

Костычев рассмеялся. Странно, что, понимая несуразность этого заявления, он почти занервничал.

Отшатнувшись от пистолета, который дернулся в руке подполковника, Саша вдруг подумал о том, что видел свою смерть в разных ситуациях. В бою, на улице. Но Саша никогда не предполагал, что на небеса он отправится из общественного туалета, то есть от писсуара. Конец был так реален, что ему вдруг пришла в голову нелепая мысль попросить Костычева вывести его за территорию аэропорта и убить в леске. Огорчение от близкой позорной смерти было велико, а желание жить и чувство самосохранения вернулись к нему лишь после внезапно вспыхнувшей ярости.

Выживший в Чечне, он должен был пасть от пули одуревшего от чувства долга фээсбэшника.

Костычев, решительно направляя длинный ствол в левую половину груди разведчика, этой вспышки злости не уловил. Лимит времени, выделенный для разговора с капитаном, был исчерпан. Он мог нажать на спуск в любой момент, и так бы сделал в первое мгновение их появления в туалете, но желание посмотреть в глаза тому, кто оказался сильнее и крепче, всякий раз заставляло задерживать палец на спусковом крючке. Сейчас же пора было уходить. Выстрел в грудь, выстрел в затылок – и уже через несколько секунд он выйдет из туалета с кейсом в руке и войдет в зал ожидания для VIP-персон.