Оракул выбирает королеву - Оливия Штерн

– Да что там? Хватит, говори уже! – прикрикнул дядя Орнелл.

И Эрика начала рассказывать. Леона не понимала, о чем шла речь, – впрочем, кое-что все же поняла.

– Отпечаток королевы уничтожен. – Новости следовали одна за другой. – Не знаю толком, что там произошло, но… Герцог Саторийский объявил себя новым королем! И говорят, он проводил какой-то ритуал в зале Оракула, возможно, считывал отпечаток королевы. Сильен на его стороне, по крайней мере, сейчас. Дворец бурлит. Некоторые полки подтянули ко дворцу… В общем, дядя, я не думаю, что в ближайшее время Арман будет занят поисками кого бы то ни было. Не знаю, отчего решили сделать королем именно его, но… Теперь-то ему точно не до нас.

– Король! – ахнул дядюшка, когда Эрика умолкла. – Король, Тени его дери! Нет, Эрика, ты его просто не знаешь. Это такой человек, который будет следовать за нами до тех пор, пока или мы живы, или он.

Эрика помолчала, размышляя, а затем сказала:

– Послушай, здесь надо решить: либо мы пытаемся убить Армана снова, либо попросту пишем ему письмо о том, что готовы обменять вот ее, – тут Эрика кивнула на Леону, – на королевское помилование.

Орнелл горестно покачал головой:

– Убить… Живучий он. Я нанял надежных людей, когда получил от тебя сообщение. И что? Арман по-прежнему жив. Уж не знаю, какие силы его уберегли.

Эрика уселась на стул, закинула ногу на ногу.

– Я могу попробовать убить его, дядя, – сказала она. – Я выучила на память карту дворцовых тайников.

– Думаешь, он тебя к себе подпустит? – хмыкнул дядя Орнелл. – Наверняка он уже догадался, что во дворце орудовал зеркальник. Возможно, даже видел тебя, когда считывал отпечаток. Или если и не видел, то знает, что я его предал и пытался убить. И рано или поздно узнает, что среди куколок королевы затесалась моя племянница. Не стоит даже пытаться, Эрика. Слишком велик риск.

– Тогда мы можем написать ему письмо с требованием помилования в обмен на жизнь его куклы.

Дядя Орнелл поморщился:

– Этот вариант мне куда больше нравится. Но то, что Арман объявил себя королем, еще не значит, что он им и останется.

Эрика задумалась, затем кивнула:

– Ты прав, настоящим королем он станет только после официальной коронации. Следовательно, и королевское помилование мы сможем получить только после этого. Что ж, значит, подождем.

– Подождем, – согласился Орнелл, – только, Эрика, не оставляй меня больше надолго с деточкой.

– А что не так? – Эрика вскинула брови, хотя было понятно, она уже знает, что именно пошло не так.

– У меня чуть голова не треснула от ее болтовни, – буркнул Орнелл, – невозможно все это слушать целый день.

– Запер бы в комнате, – последовал уверенный ответ. – Ты что, не знаешь, что непослушных девочек запирают в комнате или чулане, с крысами и пауками?

И в упор глянула на Леону.

Леона поежилась под пристальным, пронизывающим насквозь взглядом. И снова стало обидно: она ведь ничего дурного не делала днем. Просто разговаривала. А как тут не разговаривать, когда столько всего происходит? И за что в чулан?

Впрочем, Леона уже поняла, что Эрика та еще вредина и злыдня. И, верно, ничего хорошего от нее ждать не стоит. Вот почему она так смотрит? А вдруг она – чудовище из Тени, которое приходит по ночам и высасывает у людей мозг?

Леона тряхнула головой. Да нет же, ну какое она чудовище? Просто злая тетка, которая мало того что ударила просто так, так теперь еще хочет посадить в чулан.

Поэтому Леона поднялась со стула со всем достоинством, на какое только была способна, и объявила:

– Мне надо на горшок!

Она прошествовала в комнату, которую ей выделили, но вместо того, чтобы воспользоваться тем самым горшком, уселась на кровать и задумалась. Из новостей, принесенных Эрикой, были понятны две вещи: первая – это то, что Арман стал или станет королем, а вторая – это то, что сама она, Леона, застряла в этом домике с этими странными людьми надолго.

От этой мысли сделалось особенно тоскливо, и Леона, не сдержавшись, заревела в голос. Так, как и положено рыдать маленькой девочке, украденной из собственной кровати и очутившейся среди незнакомых и не очень дружелюбных людей.

В тишине было хорошо слышно, как тикают часы. Старинные, одни из первых, что были сконструированы, возможно, даже до разлома. И до сих пор идут, и черные фигурные стрелки неторопливо перемещаются по перламутровому циферблату, а над ним так же неторопливо вращаются фарфоровые фигурки крошечных танцовщиц в розовых платьях.

Арман замер, сидя за письменным столом. В это прекрасное солнечное тихое утро. Вот так, уронив лицо в ладони, закрыв глаза – всего на несколько минут, но он же может себе позволить? Потому что вторая ночь практически без сна и не потому, что ему не дают, а потому что сам не может уснуть. Все мысли только о ней, о женщине, которая стала единственным ярким пятном в его жизни. Все прочее померкло, стерлось и размазалось серостью одинаковых дней. И он посмел рискнуть этой драгоценностью, но не рассчитал. Прекрасный план рухнул, развалился безобразными комьями мокрой глины. А теперь вот… Что теперь? В ящичке из черного дерева – колба из каленого стекла, в которой сиротливо плавает сиреневый обрывок отпечатка Леоны Кьенн, тут же, рядом – ее компас некроманта, который выкупили у Мари, и круглая коробочка с завинчивающейся крышкой, где хранится пуговица Бранта, единственное, что удалось найти в выгоревшей комнате. Пуговица закатилась под кровать, за толстую ножку и таким образом уцелела, только слоем пепла покрылась.

А Леоны рядом не было.

И внезапно Арман почувствовал, как сильно ее не хватает. Она была такой доброй, такой чуткой. Никогда не встречал подобных ей, уж не при дворе, это точно. И еще Леона возвращала его к жизни, невзирая на то что он должен был принести ей только смерть. Удивительная, за гранью понимания, доброта. Свет, в котором хочется утонуть и остаться навсегда.

Леоны не было рядом, а в груди зияла обожженная дыра. Порой Арману казалось, что еще чуть-чуть – и его собственный отпечаток вырвется из тела, понесется на поиски Леоны, и тогда он заставлял себя думать о том, что просто не имеет права умереть. Умереть, не исправив ошибку. Это ведь так просто – махнуть на прощанье рукой всем живущим и переступить черту. Вот этого он себе не может позволить, точно… хотя бы до того момента, как Леона снова посмотрит на него, но уже не глазами обиженного ребенка, а глазами женщины, которая научилась ненавидеть.

Арман сидел с закрытыми глазами. Мысли беспорядочно и беспомощно толкались под стенками черепа. У него еще есть время, чтобы все упорядочить, разложить по полочкам. Но почему-то получается плохо. Надо думать о дате коронации – а в голову лезет, как Сильен лично принес ему досье на Бранта… Как стало ясно, Брант – родной дядюшка сбежавшей куколки и зеркальника-убийцы в одном лице. Когда он поймает Бранта, им будет о чем побеседовать наедине. Арману стало любопытно, как тихий и неинтересный Брант успел нанять магов, да и вообще, когда все это было задумано.