Кошмары - Ганс Гейнц Эверс

письма своим соотечественникам в Иудею – с прошениями и мольбами, все более настойчивыми. Ни единым словом не удостоил его Сион… Горькая улыбка искривила губы старца.

И вот явился Азарм, а с ним – другие военачальники Иеба: Даргман Хорезмиец, что командовал вавилонянами, Гидасп, управитель финикийцев, Навуходор и Артаферн, в чьих отрядах имелись и иудеи, и сирийцы, и вавилоняне, и даже египтяне с ливийцами. Иедония почтительно склонил голову перед каждым, позвал слуг и велел принести вино в больших кувшинах – темное египетское и золотое, что разливали в Сидоне. Военачальники пили, но сам старец не спешил притронуться к своей чарке.

– Ответа нет пока, друг мой? – вопросил наместник.

– Думаю, мы начнем строить следующим утром или сей же ночью, – промолвил в ответ Иедония. – Я все еще жду гонца из Иерусалима, но он уж близко.

– А я думаю, пора начинать сейчас! – воскликнул Навуходор, вавилонянин. – Вера иудейская охватила множество наших отрядов. Они, как и твой народ, считают теперь – да если хоть одна храмовая колонна возведена будет, и если алтари хоть бы и во славу Ашеры[14] при ней будут стоять, никакое египетское ополчение их не коснется.

Пока обсуждали надвигающуюся смуту, сатрап выказывал все опасения открыто. На юге, в сельской местности Фиваиды[15], пожар вспыхнет в первую очередь – именно эти земли нужно было удержать во что бы то ни стало. Прибыв с севера, Азарм посетил все здешние гарнизоны и едва ли удовлетворился их готовностью принять удар. На войска нубийских негров мало надежды – если противник выкажет преимущество, они тут же переметнутся на его сторону. Сомнительной казалась лояльность греческих наемников, ионийцев и турок. Что до касты ливийских воинов, в последние века осевших в округе и возделывавших здесь земли, те уж точно примкнут к египтянам, чтобы в случае успеха оных попытаться вновь захватить всю власть. Доверие внушали только персидские войска, но, кроме нескольких сотен человек в Сиене, в Фиваиде находились только рассредоточенные офицеры. И именно в Сиене положение становилось критическим из-за активных действий рекрутов-фанатиков от лица Амиртая. В Иебе дела обстояли лучше – верность иудеев не вызывала сомнений, положиться можно было и на здешних финикийцев с сирийцами и вавилонянами. К тому же сотня пращников, которых иранец Даргман привел со своей далекой родины, Хорезма, стояли на страже крепости. В ближайшие дни ожидался приход подмоги – подразделения Иддинабу, Варизата и Артабана.

Сатрап отдал все распоряжения и загрузил работой коменданта крепости Артаферна. Многие вопросы касались ворот и укреплений. Иедонии доверили Львиные врата; Махсея, его сын, с двумя сотнями воинов должен был караулить пороги. Гидаспу и его мореходам-финикийцам поручили течение Нила, всадникам Навуходора – улицы Сиены, ну а Даргману Хорезмийцу…

За разговорами незаметно взошла луна. Прибыл адъютант наместника, известил, что лодка готова. На ней в ту ночь Азарм должен был преодолеть пороги, чтобы вернуться на свой корабль, оставшийся за ними.

Сатрап опустошил еще кружку сидонского вина на посошок.

– Построй же свой храм, Иедония! – повелел он на прощание. – Когда мы увидимся вновь, ты должен быть в праздничных одеждах и в доброй радости!

Они попрощались. Азарм воспротивился, когда старик выказал желание проводить его к нильским причалам.

– Побереги лучше силы, – сказал он. – Да укрепит их в тебе бог твой, Яхве.

Сотник Махсея, сам уже мужчина за пятьдесят, проводил важных гостей вниз. Иедония прислушивался к их голосам, к их шагам. Затем он снова увидел, как появляются их фигуры в узких улочках, тут и там, в сопровождении воинов с факелами. Увидев их за городской стеной, как они спускались к реке, особенно досконально разглядел он Азарма, возвышавшегося над остальными почти на две головы.

Иедония видел, как они подошли к берегу, как сатрап со своими людьми сел в лодку. Но выше он видел и другое судно, которое с трудом поднималось против мощного течения.

Вернулся его сын, улыбаясь, потряс кошелем:

– Это наместник передал тебе, отец! Десять каршей на возведенье храма! Двенадцать каршей сверх того – в храмовую сокровищницу: четыре за Ханат, четыре за Ашиму, четыре за Яхве!

Старик не ответил, задумчиво глядя перед собой. Азарм поклонялся Ахурамазде, как и все персы, – безначальному творцу в бесконечном свете. Как же звали пророка сей веры – Зороастр, кажется? И все же Азарм не пожалел денег на храм для иноверцев, уважил богов народа иудейского! А что же братья Иедонии во Иерусалиме? Не удостаивали ответом пять долгих лет – и лишь сегодня их посланец наконец-то покажется…

Старец тряхнул седой главой. Нет, не станет он обрушивать гнев на того человека, что прибудет со словом Сиона. Он-то уж точно не виноват. Кроме того, он принесет благую весть, нужную всем для поднятия духа. Иедония решил даже не допытываться, в чем была причина всех проволочек и задержек; наверняка какая-нибудь распря, интрига, неустойка – такое не раз случалось и в его родной общине за все эти годы. В Иерусалиме все могло так же обстоять, ведь и там, в большем количестве, жил народ иудейский, как и здесь, в Иебе. Люди ссорятся и воротят носы по пустячным подчас поводам – нет, он ничего не хотел об этом знать! Старцу хотелось лишь с благодарностью принять то, что ниспошлет Иерусалим, и не спрашивать, почему весть пришла столь поздно. Посланника он примет как князя, да благословит его как самого царя, если бы тот пришел сюда, ведь это был человек из самого Иерусалима!

– Захвати своих факельщиков! – крикнул старец своему сыну и махнул рукой в ночь. – Лодка Урии вот-вот причалит. Встреть его хорошо, того мужа, коего послал нам Господь! Спровадь его наверх и дай ему комнату дочери твоей Мибтахии, ибо она есть лучшая во всем доме; ублажи его щедро едой и питьем, подай ему вина сидонского – того, что наливал я Азарму. Ежели он утомлен, уложи его в постель – в таком случае завтра я с ним поговорю.

И вновь Иедония смотрел вниз, на реку. Он видел воинов с факелами и в переулках, у стен; видел их и на берегу. Узрел причалившую лодку, услыхал крики мореходов.

Ночь стала прохладнее; старый Иедония почувствовал мороз, поднял плащ свой и укутался в него. Потом он услышал голоса внизу, на улице, узнал голос сына своего:

– Сюда, сюда, сюда! Наконец-то вы здесь!..

Вот и он – гонец иерусалимский! Иедония, сын Гемарии, ниспослал тотчас кроткую молитву Яхве, Отче Небесному. Факельщики остались стоять внизу, перед домом, не став расходиться. Тут и там стали отворяться двери; народ – что мужчины, что женщины – стал высыпать на улицы. Гонец иерусалимский прибыл – значит, конец