Уроки химии - Бонни Гармус

посмотреть на это древо, – попросила Мадлен.

– Разрешите, пожалуйста! – прогрохотала миссис Мадфорд.

– Разрешите, пожалуйста, – согласилась Мадлен.

– НЕТ, НЕ РАЗРЕШАЮ! – возопила миссис Мадфорд, складывая лист бумаги вчетверо, как будто тем самым могла обезопасить его от Мадлен. – Древо предназначено не для тебя, а для твоей матери. Так, дети, – продолжила учительница, пытаясь взять себя в руки, – всем построиться в затылок. Я прикреплю такой документ к вашей одежде. После этого можете отправляться по домам.

– Моя мама просит, чтобы вы больше ничего не прикалывали ко мне булавками, – сказала Джуди. – Говорит, что вы дырявите мои блузки.

«Врет она все, твоя мать, гадина такая», – вертелось на языке у миссис Мадфорд, но вслух она только сказала:

– Хорошо, Джуди. Твой экземпляр я прикреплю степлером.

Дети по очереди ждали, пока миссис Мадфорд прикалывала листки к их джемперам, рубашкам или блузам, гуськом выходили из класса и за порогом школы пускались во весь опор, как жеребята, много часов томившиеся на привязи.

– А ты, Мадлен, сегодня останешься после уроков.

– Давай-ка разберемся, – сказала Гарриет, когда Мадлен объяснила, почему так поздно пришла из школы. – Тебя оставили после уроков за то, что ты сказала учительнице: люди – это животные, да? Но зачем ты так сказала, милая моя? Это не очень-то вежливо.

– Почему? – растерялась Мадлен. – Мы действительно животные.

Гарриет про себя засомневалась: может, люди и вправду животные? Своего мнения у нее не было.

– Я тебе так скажу, – начала она. – Бывают случаи, когда лучше не спорить. Учительницу полагается уважать, а значит, порой лучше придержать язычок, даже если ты с ней не согласна. Того требует дипломатия.

– Я думала, дипломатия – это вежливость.

– А я тебе о чем толкую?

– Но если она неправильно объясняет?

– Да хоть бы и так.

Мадлен пожевала нижнюю губу.

– Ты сама разве никогда не ошибаешься? Вряд ли тебе будет приятно, если кто-нибудь станет прилюдно тыкать тебя носом в твои ошибки, правда же? Наверное, миссис Мадфорд просто оробела.

– По ней не видно было, чтобы она оробела. И притом она уже не в первый раз дает нам ложные сведения. На прошлой неделе, например, сказала, что Землю создал Бог.

– Многие в это верят, – сказала Гарриет. – В это верить не зазорно.

– А ты сама веришь?

– Давай-ка мы с тобой посмотрим, что там, в записке в этой, – быстро нашлась Гарриет, отстегивая булавку от джемпера Мадлен.

– Там проект «родословное древо», – сказала Мадлен, опуская на столешницу свой ланч-бокс. – Маме дано задание вписать туда все, что нужно.

– Не люблю я такие задания, – пробормотала Гарриет, изучая небрежно изображенный дуб, ветви которого ожидали имен родственников – ныне здравствующих, покойных или давно исчезнувших с горизонта, связанных друг с другом брачными узами, кровным родством или прихотью судьбы. – Вот ведь пиявка дотошная. Она тебе судебную повестку, часом, не пришпилила заодно?

– А это обязательно? – ужаснулась Мадлен.

– Хочешь знать мое мнение? – спросила Гарриет, складывая листок по прежним сгибам. – Сдается мне, деревья эти – жалкая попытка окольными путями вызнать, что у человека за душой. Обычно сопровождается вмешательством в частную жизнь. Твоя мама до белого каления дойдет. Я бы на твоем месте этого ей не показывала.

– Но я ни одного ответа не знаю. Даже про папу.

Ей вспомнилась записка, которую мама утром приложила к школьному обеду. «Школьные библиотекари – самые серьезные педагоги. Если они чего-то не знают, то найдут, где посмотреть. Это не мнение, это факт. Не делись этим фактом с миссис Мадфорд».

Но когда Мадлен попросила школьного библиотекаря подсказать какой-нибудь кембриджский альманах, та нахмурилась и протянула ей последний номер журнала «Хайлайтс».

– О папе ты знаешь немало, – возразила Гарриет. – Например, ты знаешь, что родители его – твои бабушка и дедушка – погибли под колесами поезда, когда он был маленьким. И что потом он жил у своей тети, пока она не врезалась в дерево. А дальше его определили в приют для мальчиков – забыла название, но звучит как-то по-девчачьи. И что у твоего отца была своего рода крестная мать, хотя крестных и не включают в семейное древо.

Упомянув крестную мать, Гарриет тут же прикусила язык. Она узнала о крестной только потому, что не упускала ни одной мелочи; не вызывало сомнений, что крестная-то не настоящая, а, так сказать, фея-крестная. А откуда ей это стало известно: однажды Кальвин, задолго до знакомства с Элизабет, в спешке умчался на работу, оставив дом нараспашку, и Гарриет, как добросовестная соседка, пошла прикрыть дверь.

Естественно, как и подобает тем, кто всегда доводит начатое до конца, она зашла внутрь – убедиться, что дом не обнесли. Предпринятый ею по собственной инициативе тщательный осмотр соседского жилья показал, что за сорок шесть секунд, истекших с момента ухода Кальвина, абсолютно ничего не произошло.

При этом она сделала для себя кое-какие выводы. Во-первых, Кальвин Эванс – ученый с большой буквы: его портрет красовался на обложке журнала. Во-вторых, он неряха. В-третьих, вырос он в Сиу-Сити, в каком-то церковном приюте для мальчиков. Об этом приюте она узнала только потому, что увидела в мусорном ведре листок бумаги – который, естественно, сразу извлекла: каждый может случайно выбросить какую-нибудь мелочь, которую на самом деле необходимо сохранить. Согласно письму, приют нуждался в деньгах. Руководство потеряло главного спонсора – человека, который некогда обеспечивал мальчикам «естественнонаучные образовательные возможности и здоровый, активный отдых». В настоящее время приют обращался к воспитанникам прошлых лет. Можно ли ждать помощи от Кальвина Эванса? Скажите «да»! Сделайте пожертвование в пользу приюта Всех Святых сегодня! Его ответ тоже оказался в мусорной корзине. По сути, там говорилось: да как вы смеете, пошли вы, чтоб вам всем сгнить в тюрьме.

– Кто такая крестная? – спросила Мадлен.

– Близкая знакомая или родственница, – отвечала Гарриет, запихивая свои воспоминания подальше. – Ее обязанность – приглядывать за твоей духовной жизнью.

– А у меня она есть?

– Крестная?

– Нет, духовная жизнь.

– А-а, – протянула Гарриет. – Откуда ж мне знать? Ты, к примеру, веришь в то, чего не можешь увидеть?

– Ну, я фокусы люблю.

– А я – нет, – сказала Гарриет. – Терпеть не могу, когда меня дурачат.

– Но ты же веришь в Бога.

– Пожалуй. Да.

– А почему?

– Просто верю. Как все.

– Моя мама не верит.

– Знаю. – Гарриет попыталась скрыть неодобрение.

Она считала, неправильно это – не верить в Бога. Что за гордыня? С ее точки зрения, вера в Бога необходима, как зубная щетка или нижнее белье. Ясное дело, все порядочные люди в Бога веруют… и даже непорядочные, вроде ее муженька, тоже веруют. Во имя Господа она все еще и состояла в браке с мистером Слоуном, только бремя этого брака несла в одиночку – так повелел ей Господь. Господь не упускает случая возложить на человека ответственность и старается никого не обойти. И вот еще что: кто не верит в Бога, тот не верит ни в рай, ни в ад, а ей ох как хотелось верить в ад – ох как хотелось верить, что мистер Слоун отправится именно туда. Она встала:

– Где твоя веревочка? Пошли учиться вязать узлы.

– Я уже умею, все до единого, – ответила Мэд.

– А с закрытыми глазами?

– Тоже.

– А за спиной? Сможешь?

– Смогу.

Гарриет делала вид, будто поддерживает странные увлечения Мэд, но, если по совести, она их не одобряла. Девочка не интересуется куклами Барби, не горазда на шалости: ей подавай морские узлы, книги о войне да о стихийных бедствиях. Давеча она подслушала, как Мадлен пытает городскую библиотекаршу насчет Кракатау: когда, мол, ждать следующего извержения? Как оповестят местных жителей? Сколько примерно будет жертв?

Она обернулась проследить, как Мадлен работает над своим фамильным древом: большие серые глаза скользили по голым ветвям, а зубы беспрестанно жевали нижнюю губу. Кальвин тоже вечно губу жевал. Неужто такая привычка по наследству передается? Вряд ли. Гарриет родила четверых: каждый был не похож на троицу других, а с нею и вовсе не имел ничего общего. А что теперь? Все они чужие, разъехались по дальним городам, у каждого своя жизнь, свои дети. Ей хотелось верить, что какая-нибудь железная связь соединит ее с ними на веки вечные,