Территория отсутствия - Татьяна Лунина

— Подожди, сейчас тебе назовут точный адрес и расскажут, как проехать. — Он вернул телефон Петру.

Тот вежливо поздоровался, послушал терпеливо с минуту, объяснил дорогу, попрощался и уважительно заметил:

— Заботливая у вас сестра, Павел Алексеевич.

— У вас тоже.

— Это правда, что бы мы без наших сестер? А теперь давайте-ка займемся делом. Нам еще надо поучиться на костылях ходить.

… Светлана приехала через два с половиной часа, когда освобожденный от гипса, измученный «учением», напичканный врачебными инструкциями Павел Алексеевич мирно попивал с хозяйкой чаек. Разговаривали ни о чем, как разговаривают в аэропорту перед прощанием люди, которые обо всем переговорили прежде и теперь только ждут, когда объявят посадку.

Первой услышала звук мотора Наташа и выглянула в окно:

— Кажется, это ваша сестра. Пойду встречу.

Через полчаса Страхов полулежал на заднем сиденье машины, наблюдая за прощанием женщин. В приоткрытую дверцу долетали обрывки фраз.

— Спасибо…

— …берегите…

— Будете в Москве…

— … сколько я вам должна?

Последний обрывок заставил одну резко развернуться и пойти к дому, другую — озадаченно таращиться вслед. «Наблюдатель» вздохнул, пристроился удобнее на дареной подушке и закрыл глаза.

— Вчера я перевела на ваш банковский счет деньги. Как договаривались, сто пятьдесят тысяч. Дело, конечно, ваше, но мне не кажется разумным делить гонорар на равные части. В конце концов в основном работали вы.

— Разберемся.

К столику подошел официант.

— Что-нибудь выбрали?

— Нет.

Малый с бабочкой понятливо кивнул и исчез. Светлана Алексеевна довольно улыбнулась.

— Знаете, Маша, я, признаться, дама скупая, у меня зимой даже снега не выпросить. Однако этих тысяч мне не жалко, хоть они и не с куста сорваны. Я ведь, что называется, бобылка, — призналась глава процветающей строительной фирмы. — Детей нет, мужья только бывшие, живу одна. По большому счету, у меня только брат да денежные счета, — невесело скаламбурила она. — Но в погребальной рубашке карманов нет, на тот свет даже рубль не захватишь. А на этом ради Пашкиного покоя я ничего не пожалею. Мой брат, конечно, умница, но мужик, и этим все сказано. Ничего, — усмехнулась, — теперь, может, поймет, наконец, что не всегда сладко, когда распирает ширинку, гораздо слаще, если возбуждается душа, — Страхова с уважением посмотрела на собеседницу. — А у вас светлая голова, Маша, берегите ее. То, что спрятано в этой коробке, — постучала указательным пальцем по своей макушке, — никогда не позволит вам стать неудачницей, даже если вы останетесь вдруг без копейки. Так все продумать смог бы далеко не каждый.

— Вы мне льстите, Светлана Алексеевна.

— Нет, дорогая, я горжусь вами. Примете от тертой тетки совет?

— С удовольствием.

— Если еще представится подобный случай, смело требуйте от заказчика больше. Когда приходится вытаскивать из дерьма дорогого тебе человека, пойдешь на любые траты.

— Я учту, — улыбнулась Мария.

— Передавайте привет и мою благодарность Дмитрию. Я иногда жалею, что у нас с ним большая разница в возрасте. Между нами, Елисеев меня возбуждает.

— Десять лет — не так много. Есть женщины, которых это не пугает, скорее, наоборот.

— На свете немало дур. Я, слава Богу, их ряды пополнять собой не собираюсь. Прощайте, Маша. Думаю, мы вряд ли еще увидимся. Но если где-нибудь вдруг столкнемся случайно и кто-то вздумает нас познакомить, что ж, такому знакомству я буду очень рада. А сейчас, к сожалению, мне пора. Но вы оставайтесь, не стесняйтесь, заказывайте, что хотите, все оплачено. Сегодняшний ужин — скромная премия за отлично выполненную работу. — Она поднялась со стула и подмигнула. — Когда станете безобидной старушкой, издайте книжку: сто полезных советов, как пудрить мозги. Буду жива — профинансирую.

«Ну тебе-то мозги не запудрить», — подумала Мария, глядя вслед высокой женщине с прямой спиной и уверенной твердой походкой.

Елисеев опоздал на час.

— У тебя совесть есть, Димка? Я уже третий сок допиваю, завтра оранжевой буду от этой морковки и позеленею от сельдерея.

— Морковь полезна для печени, сельдерей — для кожи. А вот злость способствует сгущению желчи, отчего в желчном пузыре образуются конкременты.

— Угомонись, «доктор»! Ты мне еще белки проверь, как бедному Павлу Алексеевичу. Спектакль закончен, зрители разъехались по домам. Одна, кстати, велела тебе привет передать и просила не беспокоиться о счете за ужин.

— Страхова всегда отличалась здравым смыслом, — заметил Елисеев, проглядывая меню. — Светлана Алексеевна — тетка умная и деловая, любого мужика за пояс заткнет. Уж я-то в людях разбираюсь, с кем попало ни за что бы тебя не свел.

За ужином они перемывали косточки недавнему прошлому. Перебрали в памяти многое. Жадюгу-риэлтера, заломившего несусветную цену за недельную аренду дома, столкновение с «девяткой», позволившее уберечься самим и без серьезных травм привести в беспомощное состояние другого, удачную идею заковать в гипс неповрежденные кости и угрызения совести за переломанные ребра (особо, правда, не каялись, потому что цель оправдала средства), лошадиную дозу снотворного в страховский зад. Мария вспомнила важность, с какой «хирург от Бога» простукивал загипсованные ноги, изображая человека-рентген, как поглаживал в страхе бородку, чтобы не отвалилась случайно. Потом оба дружно похвалили «Ванечку» за мужество, а страховскую сестру за терпение и доверие к ним.

— Я каждый вечер звонила ей с отчетом. Она очень беспокоилась о брате, говорила, в голову ничего не лезет, все из рук валится. Правда, тут же заявила, чтобы бритву не забыли вернуть. Переживала страшно, тряслась, как маленькая девочка, но постоянно твердила, что верит в нашу затею. Как же можно не оправдать такую веру? — смеялась Мария.

— А как я тебе в роли сельского эскулапа? На «Оскара» потяну?

— Ты, дорогой, даже на номинацию не тянешь, слишком много накладок.

— Это каких же?

— Во-первых, глупо щупать живот и смотреть белки, когда у человека переломаны ребра. Во-вторых, где это видано, чтобы врач так здоровался с больным?

— А как я поздоровался?

— Надо было просто сказать «доброе утро» и поинтересоваться самочувствием. А ты с порога: как жизнь? Он же тебе не друг, не партнер, не собутыльник — больной, для которого врач — спасение.

— Да? А мне показалось, что спасение для него — в тебе.

— Перестань! Я просто добросовестно выполняла свою работу.

— И здесь оказалась на высоте, — ухмыльнулся Дмитрий. — Если уж такая жлобина, как Страхова, расщедрилась сверх оплаты на безлимитный ужин, значит, дело сделано неплохо. Кстати, она перевела деньги?