Северные сказки. Книга 1 - Николай Евгеньевич Ончуков

«Человече, я не смею этта жить, он придёт съес меня». Сказал Егорей: «Ты не смешь жить, поди в город». — «Как, покуль итти?» — «Иди по этой дороге, стретятся растани по дороги, поди по правой, а по левой не ходи отнюдь». Тут и разлучились, она пошла в путь, а он потерялса.

Шла женщина дорогу до растаней и хоцёт она по леву итти. Мальчик и сказал ей: «Мамонька, старицёк по правой велел итти». Сказала матушка: «Дыру он знат!» Пошли по левой. Шли, шли, увидали дом на столбах стоит высокой, дом преогромной. Вышли из дому старицёк и старушка, кланяютця низко. «Заходите пообедать». Зашли, налили штей и принесли белого хлеба, принесли говядину, целовецьки руки и ноги варёны. Женщина испугалась. «Мы, оннако, попали к розбойникам». Не стала кушать и мясо. Мальцик кушат. Накушались и повели их в странную горницу. «Отдыхайте с дороги, с пути». Вецер стал. Наехали ихны дети-розбойники. Шум, гром, хлопкотня, говоря; иной хвастат: «Я убил человека, деньги ограбил». Иной хвастат: «Я скотину увёз». Все хвастают, всяки наделали людям изъяны. Старик да старушка и говорят: «Мы и некуда не ходили, не ездили, а две тетёрки нам сами прилетели». Говорят разбойники: «Покажите каки-таки тетёрки». Побежали в странную комнату, тащат мальчика за махало в куфню. Топитця пецька и чугун кипит. Мальцика пихнули в цюгун и сварили ужину. Закричал мальчик по-худому и недолго кричал, умертвилса. Вынели мальцика на торелку, сели кушать; накушалися и успокоились спать.

Эта женщина боятця стала. Когда заспали розбойники, она изломала окольници, спустилася на землю. Вередилась — обезумела; пролежалась и пошла к городу ближе. Шла она, стало светать. Убоялася розбойников и зарылася под мох. Розбойники утром стали, окольница сломана, нету. Седлали коней, брали собак, настигать поехали. Ехали, где она зарылась, тут искали — не нашли; оступились, уехали. Женщина вышла и пошла в город. Пришла в город, заевила начальству: под которым ветром дом стоит. Чиновники сказали: «Отведи нас, женщина, не врёшь-ле ты». Поежжать стали, клали пять боцёк с порохом, брали войска. Приехали к дому, розбойники окнами валят золото и серебро. «Не замайте нас, впредь таковыми не будем». Чиновники не принимают не золота, не серебра, подкатывают боцьку пороху под дом и зажигают порох. Тогда разлетелса дом на пять частей огнём и пылью; тогда и пеплу не стало ихнова.

13. Марков Павел Григорьевич

76-летний П. Г., один из моих хороших сказателей былин: спел мне девять номеров былин и исторических песен и только случайно рассказал одну легенду про царя Соломона, которого на Печоре зовут и в былинах, и в сказках «Соломаном». П. Г. пустозер, и пустозер весьма характерный; живет он в дер. Бедовой, Пустозерской волости. Подробно об нем я говорю на стр. 330—331 «Печорских былин».

46

Сын Давыда — Соломан

У царя Давыда брат был слепой, у брата была жена, а у жены дружок. У ней на дереве кровать доспета была. Муж ее подозревал: охватил охабкой дерево, как жена заходит, а жена уж раньше дружка пустила. Давыд сидит с женой, глядит в окошко, говорит:

— Я Господу Богу помолюсь, брат у жены голову ссекёт. Жена у Давыда и говорит:

— Нет, она на землю спуститця, три ответа ему принесёт, дак не ссекёт голову у ее.

Соломан в брюхе (Давыдовой жены) и говорит:

— Бляди по бляди и клобук кроют.

Царь Давыд змолился Господу Богу, у брата и глаза етали, и заскакал.

— Ах, така-сяка! Спустись этта на землю.

Жена спустилась, он сторожит иё, она и говорит:

— Ужо, ужо, дай мне спустится, што я тебе скажу.

Спустилась и говорит:

— Посмотри-кось, ты сидел тридцеть лет без глаз, я над твоей головой согрешила, тебе Бог глаза дал.

Он и руки опустил.

Давыд куда-то отлучился, Давыдова жена без него и принесла сына, и говорит:

— Какой это мне сын будет? Он в брюхе што говорил, а выростёт, дак он меня убьёт.

Взяла его кузнецу и снесла, вместо того кузнечового сибе; взела. Дети ростут, Давыд куда пойдёт с сыном, сын и говорит:

— Эко, батьшко, место красиво, нам бы, кузничу ставить. А Давыд и говорит:

— Што ты, сын, ты бы говорил: «нам на эко место на красиво город ставить, да людей населеть».

Кузнеч пойдёт, найдут место красиво, сын и говорит:

— Батьшка, нам здеся город ставить, да людей населеть. А кузнеч и говорит:

— Што ты, сын, ты бы говорил: «На эко место на красиво кузнечу ставить».

Вот царь долго ли жил, коротко ли жил, здумал сына испытать; послал за кузнечом, пришол кузнеч.

— Царь Давыд, на што меня звал?

Давыд и говорит:

— Приди ко мне завтра, не наг, не в платье и стань не вон, не в избу.

Кузнеч пришол домой и сказыват, што говорит Давыд. Сын и говорит:

— Глуп ты, кузнеч, вот што, ты налож на ся матичу, на ноги налож лыжи, приди летами к сенецному порогу, а носками к избному.

Кузнеч так и сделал. Давыд говорит:

— Ах кузнеч, не твои это замыслы. Это замыслы сыновьи. Опеть кузнеча царь Давыд позвал и говорит:

— Уведи у меня быка, через эстольки поры, через эстольки время, што бы бык у тебя отелился.

Кузнеч пришол и закручинилса, и рассказыват сыну. Сын велел быка убить, и варят. Пришло то время, когда бык должен был отелитца, сын и говорит:

— Кузнеч, сёдни байну истопи.

Истопили байну.

— Ляк на полок и реви: «тошно мне стало, тошно мне стало».

Кузнеч сделал так. Идут слуги.

— Чего, кузнеч, ревёшь.

— А приношусь.

Слуги говорят:

Што ты, дикой, каки мужики приносятца?

А кузнец и говорит:

— А мужик не приноситца, дак и бык не отелитца.

Тем дело и кончилось то.

Царь Давьщ доспел для робят обед, всечины настряпали, наварили, набралася одна изба полна. Давыд говорит:

— Кто царь Соломан, выше садитесе.

А кузнечов-от сын научил робят:

— Все мечитесь за стол, хоть выломайте и кричите:

— Вси цари, вси Соломаны.

Вси робята мечутца за стол, так Давыд тут и не узнал. За столом ели, ели и спрашивают:

— Сыты ли робята?

А робята говорят:

— Чего ели, того сыты, чего не ели, того ище хотим.

— Хотите ли киселя, да пресного молока?

Они говорят:

— Киселю да пресному молоку будет место.

Вышли робята