Кочевники поневоле - Майк Гелприн

– Настаивать? – недоуменно переспросил Бухгалтер. – У нас здесь не принято настаивать, Джон. Независимость мнений – основа нашей работы. Вы, впрочем, уже однажды столкнулись с этим. Когда…

– Подождите, Дэвид, – прервал Бухгалтера Риган. – Я верно вас понял, Джон? Вы составили новый план, отличный от двух предыдущих, так? И его нам сейчас огласите?

– Верно, именно так, – выпалил Доу. Впервые за день голос у него сорвался и стал тонким, мальчишеским. Именно так, – повторил он уже обычным, бесцветным.

– И где же он, ваш план? – вкрадчиво осведомился Риган.

– У меня в голове. У меня не было времени переносить всё это на бумагу.

Гэри Уотершор внезапно поднялся.

– Остроумно, – саркастически проговорил он. – Вот что, господа, у меня тоже нет времени. Ради этой сессии я отложил отъезд. Мне надлежит быть в войсках, со дня на день мы начнём боевые действия. А мы с вами здесь сидим, слушаем небылицы. Вам следует учиться искусству руководства, Джон. Руководства страной, а потом уже изобретать всяческие планы. Столь сложные, что не размещаются на бумаге.

– Сядьте, мистер Уотершор.

Голос Джона Доу остался таким же невыразительным, как всегда, но прозвучало в нём нечто такое, что заставило Уотершора замереть на месте.

Джерри подобрался, неожиданно он почувствовал, что сейчас будет сказано что-то крайне и крайне важное. Такое, от чего нельзя будет отмахнуться, как от скороспелых умствований не оперившегося ещё птенца. Остальные, видно, поняли это тоже. Риган подался вперёд, безразличие исчезло из его взгляда. Дэвид Самуэльсон промокнул носовым платком внезапно вспотевшую лысину, откашлялся.

– Говорите, Джон, – спокойно предложил Бухгалтер. – Мы вас слушаем.

– Я предлагаю, – Доу подался вперёд, упёр локти в столешницу и выдохнул: – Остановить Великий Круг. Сегодня, прямо сейчас.

Джерри ошалело потряс головой. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Великий Круг и необходимость его совершать были незыблемым правилом, законом, сущностью. Тем, что впитывается с детства в каждого, не вызывая сомнений, не терпя толкований и попросту не подлежа обсуждению. Великий Круг был такой же принадлежностью мира, как неподвижный, застывший в зените Сол и ежедневно плывущий с востока на запад Нце. Великий Круг был незыблемым и непререкаемым. Он – был.

– Вы в своём уме, Джон? – наклонился вперёд Риган. – Вы отдаёте себе отчёт в том, что именно сейчас сказали?

– Отдаю. Великий Круг надо остановить. Вот карта мира – у нас достаточно земли, чтобы расселить граждан. Её достаточно, если даже население увеличится десятикратно.

– Джон, – укоризненно покачал головой Бухгалтер. – Вы говорите о вещи невозможной. Остановить Великий Круг всё равно, что остановить мироздание. На Великом Круге зиждется всё. Вообще всё. Экономика в первую очередь. А во вторую – всё, что от неё зависит. Политика, управление, религия. Общественные отношения и связи, образование, медицина, жизненный уровень, наконец. Если не будет всего этого – наш мир рухнет, граждане погибнут под обломками. И первыми погибнем мы – правящие кланы. Мы не сумеем больше управлять лишённым законов государством. Вам следует понять это, Джон.

– А почему, собственно, не сумеем? – Молодой Доу вскинул голову. – Откуда у вас такая уверенность, господин Самуэльсон?

– Она не только у меня. – Бухгалтер пожевал губами, оглядел остальных. – Она у нас у всех, Джон.

– А если вы ошибаетесь? – Доу поднялся, теперь он глядел на прочих сверху вниз. – Если заблуждаетесь и закоснели в своём заблуждении, тогда что? Кто сказал, что, не будь Великого Круга, республика погибнет? Чем вы можете доказать это утверждение? Развалится экономика? А я говорю – не развалится, а всего лишь изменится. Она станет другой. Люди построят жилища и будут жить там, где захотят. Зимой они будут охотиться, весной и осенью – трудиться на полях и на шахтах, летом – отдыхать.

– Вы тоже собираетесь зимой охотиться? – осторожно спросил Джерри. – Вы лично?

– Если надо будет – стану охотиться.

– И за плуг встанете?

– И за плуг.

– Понятно, – Гэри Уотершор хмыкнул, скривил презрительно губы. – У меня больше нет времени на всё это, господа. Я убываю в армию. Думаю, что меня не будет месяц, от силы полтора. За это время мы закончим войну. По возвращении я буду настаивать на исключении клана Доу из пятёрки. Предлагаю вам поразмыслить об этом, мой юный и не очень смышленый друг. И сделать соответствующие выводы. А главное – остепениться. Управлять государством, знаете ли, не детские игрушки. Вы же пока не доросли им управлять.

Уотершор повернулся и, широко шагая, двинулся прочь.

– Не дорос, говорите? – в спину ему крикнул Доу. – Мы посмотрим, кто из нас не дорос.

– Ты явно чем-то взволнован, милый, – сказала Бланка за ужином. – Мне кажется, что ты сейчас не здесь. Не со мной.

– Извини, – Джерри улыбнулся через силу.

Сказанное сегодня не давало ему покоя. Ничего более нелепого слышать ему не приходилось. Никогда. И тем не менее это нелепое, несуразное и наивное предложение, исходящее от неопытного подростка, вот уже который час мешало думать, забирало, затягивало мысли и концентрировало их на себе.

– Что случилось? – тихо спросила Бланка.

– Ничего, – Джерри хмыкнул. – Твой забавный приятель высказал сегодня кое-что. Не менее забавное, чем он сам. Презабавное, я бы сказал, мне весело до сих пор.

– Что же это? – Бланка улыбнулась. – Я тоже не прочь повеселиться.

– Да так. Пустяки. Он всего лишь предложил остановить Великий Круг.

– Что? – Девушка ахнула: – Как это «остановить»?

– Да так. Как колесо от телеги. А саму телегу разломать и выбросить за ненадобностью.

– Постой, милый. – Бланка стала вдруг очень серьёзной. – При чём здесь телега? Джон Доу предложил остановить Великий Круг? А как же жить дальше? И что тогда с нами будет?

– Как жить дальше, этот забавник не сообщил, – ответил Джерри саркастически. – Он, видишь ли, этого сам не знает. А насчёт того, что с нами будет… Да ничего не будет. Никто не собирается принимать истерику всерьёз. Для него самого, наверное, тоже мало что изменится. Подумает и образумится. Иначе образумить его придётся нам.

– В каком смысле? – прошептала Бланка.

– Боюсь, что в самом прямом.

Насупившись, Франсуа угрюмо, исподлобья смотрел на прибывающие июньские войска. Подводы, кареты, повозки текли по Ремню вот уже вторые сутки. Накапливались у установленного на дороге кордона и вязли в тотальной неразберихе. Солдаты спешивались, озлобленно толкались, бестолково переругивались. Команды сержантов и офицеров тонули в общем невнятном гвалте.

К вечеру поток прибывающих войск, наконец, пошёл на убыль, а к ночи прекратился вовсе. Сухопарому морщинистому июньскому полковнику удалось навести какое-то подобие порядка. Мало-помалу потерявших свои части солдат сориентировали на местности и отправили куда надлежит. Смолкла ругань, повозки и телеги стащили на обочины и на плечах унесли прочь. Задымили полевые кухни, кухонный персонал приступил к приготовлению и раздаче пищи. Выдвинувшихся за границы войскового расположения часовых сменили, и вскоре протрубили отбой.