Распутье - Егор Серебрянский

Телохранительница не поверила:

– Не похоже на счастье…

– Все люди разные. Вер, спустись, пожалуйста, и предупреди, когда водитель Ивана Алексеевича появится.

Я все-таки оторвалась от него, отошла, упала на кровать. Через силу выпила две таблетки. А потом наблюдала, как Коша собирает мои вещи. Механические действия, полное хладнокровие. Интересно, а он тоже постоянно блефует?

– Хватит. Дальше я сама, – попросила минут через десять.

Коша кивнул и вышел за дверь. Вот мне и наступающие праздники. Надо было пожелать ему напоследок чего-нибудь неприятного – я все еще злилась за то, что не поддался моей просьбе, или за то, что строго дозирует свою душевность, как бы его лишний раз в человечности не заподозрили. Или стоило, наоборот, мне пожелать его монолитности?

Пришлось умыться ледяной водой и заново нанести макияж. Иван не должен заподозрить, как я отреагировала на его «сюрприз». И по мере остывания до меня доходило то, на что Коша недавно намекал: Иван ломал меня, но выбор, сломаюсь или нет, – уже мой. Каким-то образом его действия привели к тому, что я сама начала себя разрушать. Так и зачем? Чтобы любимому мужу от меня меньше досталось? Постепенно доходило все, о чем Коша толковал, – не только сегодня, постоянно! Я – не человек сейчас, не личность, я пытаюсь приспособиться к жизни с Иваном, но никакой гармонии в этом приспособлении отродясь не водилось. Я не сдалась окончательно, но и не ищу выходов из своего смирения. Коша на самом деле верную вещь заметил: у моего существования нет цели, я разрушаюсь из-за ее отсутствия, а мечта просто уйти и забыться слишком мелкая, побег не сделает из меня личность, если я не стану ею до освобождения.

Сердце от осознания мелко заколотилось, а мысли внахлест летели одна на одну. Я не смирилась! Я любила Ивана всем сердцем, но он оказался недостойным моей любви. Не могу от него уйти. Но если бы могла, если бы отпустил? Как-нибудь справилась бы с безденежьем, нашла бы работу – и что дальше? Жила бы себе преспокойно, зная о том, что здесь произошло? Это по-честному в отношении себя? Позволить человеку, виновному в смерти Саши, продолжать царствовать? Избиратели боятся голосовать за жуликов – о, знали бы они, что есть люди похуже воров и обманщиков! Знали бы они, на кого смотрят с восхищением, как я когда-то смотрела! Нет, просто уйти – это не сделаться счастливой, это означает остаться приспособленкой. Ивана нужно утопить. Моя жизнь все равно улетела в задницу, так почему бы не сделать для мира что-нибудь хорошее? Убить я его вряд ли смогу – не такой я человек. Хотя, вполне вероятно, именно таким человеком со временем стану. Но у Ивана много врагов – да собственный сын стал его врагом. И уж точно найдутся люди, цели которых совпадают с моими!

Но начать надо с блефа. Что я могу, когда Ваня мне не доверяет? Ни-че-го. И пусть на это уйдет еще четыре года, но муж начнет меня воспринимать так же, как раньше. Это развяжет мне руки. Но Иван не глуп, он ни за что не поверит, что я так запросто забыла произошедшее, значит, надо не просто блефовать, а играть определенную роль, соблюдая баланс между своими интересами и правдоподобностью. Надо было упасть, чтобы начать подниматься! Или совет Коши попал в благодатную почву. Кстати, его советы прибавляют силы. Но симпатия к нему – увеличивает мою слабость. Следовательно, Коша мне необходим, а вот чувства к нему только мешают. Я это и раньше понимала, но в новом контексте мне вообще лучше научиться смотреть на людей с точки зрения «пользы» и «бесполезности» для общей миссии, раз уж саму себя я спасти не успела.

Водитель Ивана сложил мои вещи в багажник и открыл передо мной заднюю дверь. Я видела Кошу – он стоял с Верой недалеко от входа в дом. Но целенаправленно пошагал к нам.

– Разве вы едете с нами, Руслан Владимирович? – удивился водитель.

– Разумеется. Иван Алексеевич не говорил, что его жена выезжает из дома только в сопровождении охраны? Я буду охраной, раз ее телохранителя здесь нет.

Водитель пожал плечами и отправился на свое место. Через несколько минут я наклонилась к Коше и заговорила тихо, дабы нас не услышали:

– Что это? Поддержка? Решил оказаться рядом на случай, если я снова начну биться в припадке?

Он тоже чуть подался ко мне, но смотрел вперед.

– Да нет. Просто страхуюсь, если вы вдруг решите сбежать по пути в аэропорт. Но раз уж сами спросили, то встречный вопрос – вы в порядке?

– Более чем. Решила, что горный воздух мне не повредит. Я в порядке, Коша, и спасибо за поддержку. Но она теперь лишняя.

Он на секунду скосил на меня слегка удивленный взгляд и вновь уставился вперед. Промолчал. А я смотрела на его профиль, пытаясь абстрагироваться от симпатии, которая здорово искажает восприятие любого человека. Привлекателен, сукин сын, красив в своей острой неправильности, целостен, замкнут, умен. Он впечатляет. И именно Коша знает об Иване столько, как никто другой, но против шефа выступает только в одном случае – когда дело касается меня. Вряд ли на него можно положиться в других вопросах: он не сдаст, но и помогать определенно не будет. Коша когда-нибудь займет место Ивана, и сейчас он для меня друг. Но закапывать скорее всего придется их обоих, особенно если учесть, что Коша участвовал во всех преступлениях, а в будущем может стать таким же тираном. Я пока не вешаю на него ярлык «сволочь, достойная сгнить в тюрьме», но понимаю, как близка к этому определению. Да, симпатия – точно лишняя. Она думать мешает, влияет на чаши весов, но еще и подставляет его под удар, стоит только Ивану об этой симпатии догадаться. Коша пойдет в расход только тогда, когда я решу, а не когда решит мой всемогущий муж.

– Почему вы так смотрите? – Он все-таки заметил мой взгляд.

– Как обычно, пытаюсь угадать, о чем ты думаешь, – неожиданно прозвучало именно с его типичной интонацией, то есть вообще без эмоций.

– А я, как обычно, не думаю ни о чем.

Определенно, его отношение ко мне тоже влияет. Ему уже давно не удается разыгрывать отстраненность – у Коши сердце ноет, он помог бы остаться мне дома, будь в силах. Вероятно, он и ревности шанса не дает, хватает других забот обо мне. И теперь сидит, смотрит вперед, не касается моей руки, не зацикливается на своей боли, но мучается от того, что мучаюсь я.

Однако я уже не мучилась.

Ивана изумила радостным видом, а сказать решила в самолете – на случай, если он все-таки взбесится, то ему не дадут возможности укокошить меня на месте. Значит, у меня появится время все исправить. Но, к счастью, я выбрала верную стратегию:

– Вань, я очень рада, что мы наконец-то летим в отпуск.

– И я рад, Лизонька. – Муж все еще посматривал на меня с недоверием.

– Но я хочу прямо сейчас сказать важное. Выслушаешь? – не дождалась ответа: – Вань, ты знаешь, что я выходила замуж по любви – не за твои деньги, не за твою власть, а за тебя самого. Я была бы с тобой рядом в любых неприятностях, какая бы беда ни произошла.

Он кивнул.