Лабиринт Просперо - Антон Чиж

Как видно, безумие заразно не хуже оспы. Публика была раззадорена гладиаторским зрелищем. Публика ощутила вкус крови. Публике было мало. Должно было что-то случиться. И случилось. Маленькая мадам Стрепетова, с наслаждением покусывая кулачок, наблюдала за пыткой и коротким поединком. Она быстро и тяжело дышала, возбуждение ее достигло предела и должно было найти выход. Вдруг она резко повернулась и вцепилась в Марго. Пальцы ее крючками рвали черные волосы, нагибая к полу. Стрепетова дико визжала.

– Убийца! Ведьма! Тварь! – кричала она.

Никто не шевельнулся. Муж ее, Стрепетов, даже подался назад, как видно, зная за супругой вспышки бешенства, от которого надо держаться подальше. Только Меркумов бросился разнимать, но случайно наткнулся на взлетевший локоть. На усы ему брызнула кровь. Он охнул и зажал нос платком.

– Да что же это… – проговорил доктор в совершенном отчаянии.

Действовать пришлось аккуратно. Ванзаров поймал оба запястья и легонько сжал. Стрепетова захлебнулась воплем. Пальцы ее сами собой разжались. Она трепыхалась птичкой в силках, но не могла даже шевельнуть рукой.

– Прошу вас успокоиться, – внятно проговорил Ванзаров.

Стрепетова глянула в страшно растопыренные усы, обмякла и захныкала по-детски. Как часто бывает у нервных натур, перепад между бешенством и отчаянием произошел в один миг. Муж ее, Стрепетов, что-то пробовал говорить строгое и внушительное, но, получив в руки супругу, целиком занялся ее утешением.

К Марго Ванзаров не решился подойти. Да она не замечала ничего. Нехорошая улыбка скривила ее губы. Убрав назад взбитые волосы, она резко тряхнула головой и выбежала из гостиной.

– Как нос? – спросил Ванзаров актера.

– Пустяки, заживет, – ответил тот, шмыгая. – Какие господа нервные собрались…

– А вы вели себя молодцом. Благодарю вас…

Меркумову было приятно, он счел хорошим тоном смутиться.

– Да я что… Нелепо все так вышло… И камердинера чуть не придушили…

– Большие деньги – большие страсти, – сказал Ванзаров, удивившись собственной мудрости. – Прошу простить…

Он подошел к доктору, который в растерянности потерялся совершенно.

– Если вы не займете их чем-то полезным, кто-то не доживет до оглашения завещания, – сказал Ванзаров.

Могилевский развел руками.

– Что я могу? Это же звери дикие… – Синяк у него на скуле рос на глазах.

– Надо их разделить. Немедленно…

– Но…

– Ведите дам на процедуры. Остальные сами разойдутся. Хоть насильно. Особенно эту, истеричную…

– Сделаю все, что смогу, – сказал Могилевский.

– Где у вас ледник?

Вопрос был так неуместен, что доктор искренно не понял.

– А вам зачем?

– Тело наверняка туда отнесли?

– Конечно, как же иначе… Я провожу…

– Займитесь дамами. Меня Катенька проводит. Где ее найти?

Доктор был уверен, что Кабаниха дорожки расчищает. Или дрова рубит.

– Найду. Все просто: иди на звук топора или скрип лопаты, – сказал Ванзаров. – Не теряйте времени, доктор.

Могилевский снова был деловит. С лаской и уговорами он подошел к Лилии Карловне, поясняя, что лучшего времени для процедуры не придумаешь. А в компанию к ней, конечно же, госпожа Стрепетова не откажется… Госпожа Стрепетова, утирая глазки, выразила полное согласие привести лицо в цветущее состояние после таких испытаний.

Уходя, Ванзаров заметил, как далеко держатся друг от друга Навлоцкий и Веронин. И с каким задумчивым интересом наблюдал за всеми происшествиями месье Пуйрот. В русском скандале, диком и беспощадном, знание языка – не главное. Тут бы уцелеть самому, вот в чем хитрость. Что до Францевича, то жандармский ротмистр постарался скрыться как можно незаметней, унеся раненую руку.

Разыскной рапорт № 9

Ваше превосходительство!

Все силы свои предавая служению Отечеству, ныне с неменьшим рвением служу на благо выполнения задания. Это есть мое твердое основание, на котором стою и не сойду с него. Должен донести, что выполнение порученного мне становится с каждой минутой все более опасным. Враг оказался коварен и хитер. Понимая, что могу оказаться застигнутым врасплох, оружие держу наготове. Рука моя всегда держит револьвер в положении «на изготовку». Такая манера приходит с опытом, которого у меня не отнять. Только опыт позволил мне сохранить свою жизнь для дальнейшего выполнения поручения. Сегодня утром я напал на след убийцы. Не буду вдаваться в детали, каким образом я вывел подозреваемого. Главное, что эта личность была мною вычислена. Оставалось застать ее врасплох. Я пришел к твердому убеждению, что преступник не действует в одиночку. У него есть сильный сообщник. Чтоб не оказаться между двух огней, с фронта и с тыла, я решил вычислить этого сообщника. Для чего начал вести скрытое наблюдение. Рано утром подозреваемый покинул пансион и пошел в сторону парка, глубоко заваленного снегом. Передвигаться ему было нелегко. Но сие как раз давало мне шанс остаться незамеченным. Передвигаясь от сугроба к сугробу, иногда проползая его насквозь, не жалея ни себя, ни своей одежды, особенно ботинок, я не выпускал из поля зрения объект наблюдения. И это дало результат. Подозреваемый вышел в самый глухой уголок парка. Выждав и озираясь, он трижды условно свистнул. Укрывшись в сугробе, я мог скрытно наблюдать за происходящим. От дерева отделилась тень и подошла к объекту. Отдаленность расстояния не позволила мне услышать, о чем шел разговор. Куда важнее мне было заметить момент передачи вещи, если такое произойдет. Однако этого не случилось. Я понимал, как важно установить, кто скрывается за этим темным силуэтом. Без этого знания мое наблюдение теряло смысл. И я решился. Передвигаясь по-пластунски, чего давно не практиковал, я стал ползти сквозь снег к этим двоим. Вскоре я уже мог разобрать отдельные слова, но лицо другого все так же было скрыто. Как нарочно, он стоял спиной к солнцу. Мне оставалось доползти до спасительного дерева, из-за которого лицо можно было различить, когда неизвестный насторожился. Быть может, скрип снега выдал меня. Без лишних слов он выхватил револьвер и выпустил все пули в мою сторону. Одна из них прожгла снег рядом с моим лицом. Я мог ответить выстрелами, дистанция позволяла, но тогда я потеряю нить расследования. Я замер в снегу. Был слышен свист ветра в ветвях. Когда же поднял голову, в парке никого не было. Они не уйдут далеко. Преследование продолжаю…

Взмах – и чурка размером с ногу трескалась пополам. Кабаниха рубила легко и быстро – как будто не сосновые поленья, а капусту. В согнутом теле таилась силища редкая. Замах она не делала, а немного поднимала топор и мягко опускала, будто в масло. Наблюдать за ее работой было любопытно. Зрелище редкое в своей простоте. Как фокус: видишь, а понять не можешь. Лебедев, как любитель всяких редкостей, наверняка оценил бы. Да только где его взять, великого криминалиста, когда нужен больше всего?