Черное сердце - Геннадий Геннадьевич Сорокин

иностранных граждан допрашивать, подозревать друзей нашего государства в совершении тяжких преступлений? Представь, что было бы, если бы они после допросов дружно бросились звонить в свои посольства и жаловаться на произвол властей. После первого же звонка из Москвы прилетела бы внушительная комиссия, и нас бы всех в порошок стерли. Все! Дело закрыто. Чтобы я больше о Пуантье не слышал! Даже если он восстанет из гроба и придет к тебе в общежитие требовать свое сердце, и тогда я ничего не желаю слышать о нем. Тебе понятно?

Клементьев закурил, чуть склонив голову набок, посмотрел на меня, словно оценивая, как я переживу поражение.

– Сегодня я потратил день на твое практическое обучение тактике и методике допроса подозреваемой. Цени! Что бы Грачева сегодня ни сказала, никакого официального расследования убийства Пуантье не было бы. Поезд ушел, колеса отстучали, дым за паровозом рассеялся. В конголезском посольстве есть официальное уведомление нашего Министерства иностранных дел о том, что Жан-Пьер Пуантье скончался в результате сердечного приступа. Ни тебе, ни мне, ни нашему генералу, ни первому секретарю обкома партии никто бы не позволил повернуть колесо истории вспять и заявить, что первое заключение медиков было сфальсифицировано. Никакие отговорки о розыске преступника и оперативной комбинации принимать во внимание в Москве никто не будет. МИД СССР не может лгать по определению. Советские медики не могут поставить ошибочный диагноз. Все, точка! Престиж государства прежде всего.

– А если бы мы нашли прибор? – робко спросил я.

– Ты разве не понял: Пуантье уже умер. Он скончался не от несварения желудка, не от удара ножом или дубиной по голове. Смерть его наступила в результате сердечного заболевания. Этот диагноз отлит в бронзе и передан на вечное хранение правительству Конголезской Республики.

– Разрешите идти? – зачем-то по-уставному спросил я.

– Иди, отдыхай после дежурства. Выпей перед сном граммов сто водки, выспись и забудь об этом расследовании навсегда.

28

По пути домой я зашел поужинать в первую попавшуюся столовую. Все хорошие куски рыбы уже съели, и мне достались два тощих хвоста, вместо картофельного пюре – слипшиеся невкусные макароны. Но качество пищи меня не волновало. Поел? Сыт? Чего еще надо от жизни, деликатесов, что ли?

События сегодняшнего дня не разочаровали меня, не ввергли в уныние. Я чего-то подобного ожидал – прибора-то у нас действительно не было. Марина Грачева оказалась более крепким орешком, чем я думал. По сути дела, рисунок допроса был нарисован ею, а не Клементьевым. При всем моем уважении, Геннадий Александрович был ведомым в этой паре, актером второго плана. Я в постановке играл роль статиста, живой декорации. Но этот спектакль был поставлен на сцене Заводского РОВД. У себя, в общежитии, я буду и ведущим актером, и режиссером-постановщиком.

Следуя совету старшего товарища, я решил немного выпить, расслабиться перед сном. Денег на водку у меня с собой не было, покупать вино за честно заработанные рубли было откровенной глупостью – вино я мог достать на хлебокомбинате. Оставалось надеяться, что в гастрономе не раскупили все пиво. Были такие чудеса: вечер, закрытие магазина, а пиво еще есть.

Входы в гастроном и овощной магазин были рядом. Из овощного вышел мужик с сеткой-авоськой, из которой торчало горлышко пивной бутылки. Я не стал зря проверять продовольственный магазин и зашел в овощной. По какой-то загадочной разнарядке бутылочное «Жигулевское» пиво продавалось исключительно в продовольственных магазинах, а в овощных предлагали пиво «Ячменный колос». Других сортов бутылочного пива у нас в городе не производили.

В овощном магазине я отыскал начатый ящик с пивом, забрал три последние бутылки. Рядом с пивом был контейнер с картофелем стоимостью 10 копеек за килограмм. Картофель лежал нетронутый неделями, спросом он не пользовался. Я не один раз перебирал картошку на овощебазах и у нас в городе, и в Омске и давно понял, почему стоящий копейки картофель был никому не нужен.

На овощную базу картошку доставляли грузовиками. Здесь ее сортировали. Лучшие клубни шли в ведомственные столовые, в детские сады и школы. Второсортная картошка поступала в больницы и городские столовые. Порченая картошка, но вполне съедобная шла в воинские части и места лишения свободы. То, что оставалось после обязательной рассылки, поступало в свободную продажу. Качество магазинного картофеля не выдерживало никакой критики. На десять клубней приходился один неиспорченный, несморщенный, непоколотый, без признаков гниения. Теоретически, если опрокинуть контейнер на пол, то килограмм-другой картошки можно было выбрать, но продавщицы ни за что бы не позволили такое глумление над товаром. «Берите все подряд, дома отсортируете!» Вот почему картошка, которая стоила столько же, сколько небольшой полиэтиленовый пакет, была никому не нужна, даже самым малоимущим слоям населения.

Кроме того, каждую весну организации и предприятия области получали под картошку землю в колхозах и совхозах. Все желающие совершенно бесплатно могли получить несколько соток вспаханной земли и посадить картошку самостоятельно, под лопату. Выезд на поле для посадки картошки, окучивания и прополки обеспечивался транспортом предприятия или арендованным транспортом. В уборке урожая участвовало все предприятие. Мешки с картошкой до позднего вечера развозили по гаражам и погребам. Запасшись своей картошкой на зиму, горожане к контейнерам с картофелем в магазине не подходили. Кто не желал высаживать картошку, мог купить ее на рынке. Цена была гораздо выше магазинной, зато качество продукта можно было проверить на месте и потребовать заменить непонравившийся клубень.

Из овощной продукции в магазинах пользовалась спросом белокочанная капуста, иногда свекла. Очень редко попадалась неколотая, несморщенная, твердая морковь. Капусту не взвешивали. Ее цена была выведена на кочерыжке химическим карандашом. Если в овощных магазинах местными овощами практически не торговали, то за счет чего магазины делали план по продажам? За счет соков, пива, импортных консервированных овощей и фруктов, за счет свежих фруктов из южных республик.

Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнул пропитанный влагой воздух и вспомнил летний солнечный день в Омске. До экзаменов оставалось совсем ничего, пара недель. На семинарских занятиях подводили итоги учебного года или болтали на разные темы. Как-то на уроке криминалистики разговор пошел вовсе не о методике раскрытия преступлений, а об особенностях работы со свидетелями, вернее, свидетельницами. Преподаватель некоторое время слушал наши «мудрые» рассуждения, потом не выдержал и вмешался в разговор. На классной доске он нарисовал синусоиду.

– Если кто забыл математику, напоминаю: это синусоида, графическое отражение ритма жизни человека. Вся наша жизнь состоит из взлетов и падений, и если сегодня ты на вершине успеха, то завтра можешь оказаться в самом низу. Теперь о типах личности. Меланхолик – это термин, используемый исключительно в отечественной психологии. За рубежом такой тип личности называют «нестабильный интроверт». Напомню, интроверт – это человек, ориентированный на себя, на свой внутренний мир. Экстраверт в своих поступках ориентируется на окружающих, а интроверт – на самого себя. Для нестабильных интровертов характерны резкие перепады настроения, от искрящейся радости до беспричинного уныния. Зачастую нестабильные интроверты сами на себя нагоняют ужас в ситуациях, где, собственно говоря, ничего ужасного нет.

Вспомним еще два термина. Детектив – это движение назад. Триллер – ожидание неминуемой катастрофы в ближайшее время. Оба термина – литературные, но для вас они будут иметь прикладное значение. Расследование преступлений – это движение назад, в прошлое, в события, которые уже произошли. Триллер – это вербовка слабовольного человека под угрозой разоблачения или жизненной катастрофы.

Сведем все термины вместе. У вас есть женщина – нестабильный интроверт. Она важный свидетель, но на контакт не идет. Нажать на нее вы не можете. Что остается? Правильно! Нужно не спешить и следовать движению синусоиды. Вот здесь, – преподаватель ткнул мелом в нижнюю часть волны синусоиды, – вот в этой точке вы возьмете ее голыми руками. Дождитесь, пока свидетельница сама на себя нагонит ужаса, будет испуганно озираться, ожидая ареста или еще черт знает чего.

В этот «критический» для свидетельницы момент вы должны появиться на сцене и выступить в роли отца-покровителя, брата или будущего любовника.