Вдали от дома - Питер Кэри
Шрифт:
Интервал:
Данстен пропрыгал мимо меня, вынеся свою напыщенную задницу на край полосы, и он все еще стоял там, ждал, как преданный пес, когда самолет подлетел к забору из колючей проволоки, помешкал в воздухе, а затем упал на асфальт так жестко, что шасси согнулось. Это было почти так же изящно, как столкновение уборной с землей.
Выруливание, единственный кольцевой двигатель нацелен прямо на нас, вынуждая отступить к сараю. Дверь открылась прежде, чем заглох пропеллер. Еще не было лестницы, трапа, но пассажир не собирался ждать. С чемоданом в руке он прыгнул, запнулся, и – пытаясь бежать – неистово похромал к нам.
Это был Коротышка.
Я не ожидала, что почувствую, увидев его. Я и забыла, как он прекрасен, какой грациозностью обладает – ее не уничтожит боль или травма. Когда он подошел ко мне, я подумала: «О, Коротышка, милый Коротышка». Я была уставшей и грязной и воняла, но не сомневалась, что сейчас мы, несмотря ни на что, будем нежны друг с другом. А затем он побежал мимо меня, и Данстена тоже, налетел на Вилли Баххубера, который выходил из ниссеновского барака, думая всего лишь о том, где бы высушить руки.
Коротышка налетает на него, будто по воздуху. Вскоре они катаются по земле вместе. Коротышка пытается ударить Вилли по голове, а Вилли держит его за запястья. Данстен вмешивается, затем отступает, посасывая ладонь. Остается только грязной и воняющей потом женщине разнять их водой, словно псов.
Не благодарите, что я спасла вас от вашей ребячливости. Нет, конечно, нет.
Баххубер промок, и под белой рубашкой проявились физические черты, обычно скрытые. Затем, обращаясь ко мне, словно я была третейским судьей, он протянул руки, как мальчик, протестуя против откровенной несправедливости. В состоянии этой священной обиды он удалился в ниссеновский барак. Я ждала. Такси, ярко-зеленый «эф-джей холден», оставляло оранжевый шлейф пыли, пролетая сквозь унылые, лишь наполовину используемые пастбища. Когда такси сворачивало на шоссе, мне и в голову не пришло, что мой единственный настоящий друг, штурман, внутри, и что я теперь одна, без поддержки, вынуждена предстать лицом к лицу со своим браком с Коротышкой Бобсом.
Мне нравился Коротышка Бобс, но я не собирался сидеть в машине с драчливым маленьким хорьком, который винил меня в том, чего я не делал. Водитель такси оставил меня на раскаленной улице из одно- и двухэтажных деревянных хибарок, которые прятали свою торговлю под глубокой кромкой веранд. Брум был для меня чужой землей. Тротуаром служила красная земля, здания были серебряными, истертыми вековой солью и песком. Магазины, и склады, и бакалейные лавочки тревожно взгромоздились на трехфутовые столбы, ожидая королевских приливов, скрепленные вместе, чтобы защититься от циклонов. Именно здесь я оставил карту «Редекса».
Такси исчезло за дальним поворотом, и я услышал клаксон грузовика – нет, то был павлин. Он спрыгнул с веранды и отправился вниз по улице, вереща, а перед гостиницей «Косулий загон» раскрыл перья в дикой приапической дрожи.
Эта гостиница – длинная и низкая с глубокой верандой, своего рода романтический загородный паб, который можно увидеть на полотнах Дрисдейла[98], – напомнила мне неприятный случай в баре «Ларапинта». Я ощутил на себе тяжелый взгляд скрывавшихся там пьяниц. «Нет, – подумал я, – вы не спросите у меня собачью лицензию». Я вспомнил о срочном деле и бежал в проулок Шеба, не зная, что это за место. Я не читал азиатские символы и не понимал лиц людей смешанных рас, которые исчезали, как только я приближался.
ПАНСИОН ЧЭНА ЛУНА ДЕПА. ОПЛАТА ВПЕРЕД.
Если бы владелец не сидел в рангунском[99] кресле-качалке, то убежал бы от меня тоже, но он был иссохший старик, а кресло – очень глубокое, и он остался, как того требовало притяжение.
Я указал на знак.
– «Косуля» лучше, – сказал он.
Это меня удивило, но я не мог верить ему на слово.
– Лучше иди туда, – сказал мистер Чэн Лун Деп.
Но от меня не отделаться даже запахом дохнущих креветок. Я взобрался по ступенькам веранды к мистеру Чэну, на чьем лице было больше морщин, чем на скорлупе грецкого ореха.
– Что за работа? – Его глаза были узкими, и темными, и очень живыми.
– Не работа. Я хочу комнату.
– Что ж, полно места.
Он был маленьким человечком со странными конечностями и мясистыми ушами, большими, как абалоны[100].
– Что за работа? – спросил он, и я последовал за его огромными ногами. – Скотобойня?
– Нет.
– Жемчуг нет, – сказал он. – Жемчуг ушел к черту.
Теперь мы вошли в полированную тень коридора, и я понял, что он говорит: его обычные клиенты были ловцами жемчуга всех национальностей, матросы и коки.
– Прастиковая пруговица, – сказал он.
Пластиковая пуговица убила жемчужный бизнес. Теперь у него есть свободные комнаты, без проблем.
– Плати сейчас, – сказал он, и его руки были такими же, как уши и ступни, и я заплатил ему много, но затем он захотел еще два шиллинга на аренду москитной сетки, а я не собирался поддаваться.
– Сетка нет, – сказал я.
– Ладно. Не тарахтеть.
Я решил, что он имел в виду «без траха». Согласился.
Он дал мне тяжелый железный ключ и позволил самому исследовать «чистую комнату», вонявшую сигаретами и грогом. Из открытого окна я увидел головокружительную пристань и вдохнул не только запах подыхавших креветок, но и сладкий запах дыма и имбиря. «Боже, – подумал я, – что я устроил себе на этот раз?»
Мебели не было за исключением единственной койки, на которую я улегся читать банковские выписки со счета, гадая, что случится со мной дальше, думая о миленькой Айрин Боббсик по дороге на юг к Порт-Хедленду. Бог знает, что она скажет мужу, когда они останутся одни при свете фар.
Я спал много часов. Стемнело, и я увидел желтые керосиновые лампы на палубах и крышах кают, песчаные дюны, синие и черные, как ночь.
Я вновь погрузился в сон и проснулся, чтобы противостоять ужасному беспорядку, в который я превратил свою жизнь. Мне скоро двадцать семь, а я вновь канул в небытие. Я без руля и ветрил, мне не к чему пристать, сказать «вот кто я», с такой-то работой, таким-то делом, такими-то убеждениями, такой-то женой, ребенком, будущим. Я ни то ни се. У меня нет какой-то неистовой страсти – к богу, например. Когда я представил свою жизнь с Аделиной, то увидел пригородный дом и жизнь за книгами. Библиотека в этом смысле была идеальна, и в то время, когда я работал с Себастьяном, мне казалось, что вот оно: мы с ним вместе составим четкую систему классификации – почему бы нет? Никто в Англии не занимался этим должным образом – а мы бы наконец построили, собственными руками, если бы потребовалось, зал картографии, где наши сокровища не встраивались бы в помещение, предложенное доминирующей культурой книг.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!