Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Найти и уничтожить - Джей Бонансинга

Она посмотрела вниз и увидела написанные на ее плоти доказательства того, что она пробыла в этой комнате, возможно, под наркотиками или в коме, долго, очень долго. Бесчисленные отметки от игл изрешетили ее руку над внутривенным катетером, который все еще крепился к левому запястью, кишка трубы вилась и закручивалась спиралями на полу. Она была одета в больничный халат, босая и нагая под ним. Ее кожа, цвета наклеенных на стены обоев, местами синюшная и багровая, плотно обтянула суставы. Лилли выглядела такой же истощенной и бледной, как люди на фотографиях военнопленных, освобожденных из сырых клеток, которые прятались от дневного света, – все это заставило ее еще раз взорваться неуместным, истеричным, невеселым смехом.

«Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац!»

Она сделала еще одну попытку сесть, на этот раз успешную. Ее охватила дурнота. Она вытащила катетер из запястья, вызвав приступ острой, колющей боли в руке. В нем не осталось крови, и труба совершенно высохла. Она еще раз захихикала. Ее сердце бешено колотилось. Адский хор рычания, криков и оружейных выстрелов снаружи набирал силу и громкость, рой мертвецов приближался. Она отвернулась от двери, и ее вырвало.

Содержимое желудка вырвалось из нее, ярко-желтое – внутри него не было ничего, кроме желчи, – расплескалось по плитке, измарав пустые пакеты из-под глюкозы. Ее шумно рвало и трясло от конвульсий до тех пор, пока не осталось ничего, кроме тонких ниточек слюны, свисающих с нижней губы, что вызвало еще один приступ истерического смеха. Ее голос охрип от напряжения и обезвоживания, она смеялась и стонала одновременно. Звучало это словно вой гиены. Она упала на бок, все еще вздрагивая.

«Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац!»

«Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац! Фшшшш! Бац!»

Ее тело успокаивалось, пока она прислушивалась к хаосу, который приближался к двери. Дверь.

Она посмотрела вверх. Ее голова, казалось, весила около центнера. Она не видела двери. Ее тело дрожало, зрение плыло, в сухих расширившихся глазах все двоилось, а сердце неритмично билось.

Лилли никогда не была так обдолбана. Даже во время самых диких вечеринок с Меган – даже в ту ночь, когда она забыла, сколько таблеток экстази она приняла, и гуляла по Cavern Club с юбкой на лодыжках – она не плыла настолько. Она чувствовала жар и одновременно тряслась от озноба. Она разглядывала яркие белые пятна света на границе зрения, пока искала дверь.

Наконец она увидела ее – лакированную дубовую панель с длинной металлической ручкой вместо привычной круглой, закрытую, с задвинутой щеколдой. До двери было около пятнадцати футов. Лилли поползла к двери.

Через несколько томительных минут – а может, и часов, трудно сказать в ее состоянии – она достигла цели. Наконец добравшись до цели, она встала, покачиваясь на нетвердых ногах, держась за ручку для устойчивости, дернула… Дверь была заперта, предположительно снаружи. Она вздохнула.

– Чччерт… Ччччерт… Черт…

Звук собственного голоса поразил ее – скрипучий, монотонный хрип, – голос того, кто не говорил годами. Ее слова звучали нечленораздельно, будто она находилась в состоянии опьянения. Лилли обернулась и осмотрела комнату еще раз. Беспорядок на рабочем столе, груды таблиц, документов, каких-то распечаток. Она двинулась к столу. Споткнулась о свои собственные ноги.

Она упала вперед и издала еще одно неуместное хихиканье, похожее на лай гиены. Она боролась, чтобы встать обратно на ноги. Пошатывалась. Сконцентрировалась на том, чтобы ставить одну ногу перед другой. Волоча ступни, она подошла к столу и начала рыться в документах.

Раздавшийся за дверью выстрел заставил ее подпрыгнуть в тот самый момент, когда она обнаружила записку от доктора Рэймонда Ноллза, кандидата медицинских наук. Записка повествовала о чем-то, что он назвал «откатом недавно реанимированных тканей трансплантата», и была адресована кому-то по имени полковник Райтман. Это вызвало очередной всплеск ужасных воспоминаний, которые пронеслись сквозь мозг Лилли, словно радиопомехи ворвались в ее голову. Последние воспоминания о ее фаустовой сделке со старым химиком вернулись за один судорожный вздох.

Она нашла журнальные заметки, касающиеся объекта экспериментов (Ж) и объектов экспериментов (М), и думала, что означали эти буквы, примерно полсекунды, пока не поняла, с дрожью брезгливости, что буквы обозначали живые и мертвые объекты.

Лилли будто ударили прямо в солнечное сплетение, и она замерла от с трудом сдерживаемой ярости, когда нашла серию заметок, под названием «Дети из провинциальных городков». Быстро и неряшливо нацарапанные заметки, сделанные тем самым врачебным почерком, который может прочесть лишь фармацевт: «К сожалению, большинство из них умрет во время испытаний, но сожалеть о таком тривиальном событии – это все равно что художнику волноваться о том, что во время производства масляной краски пострадало несколько растений, из которых добыли масло. Мы вовлечены в миссию более высокую, чем спасение нескольких сопливых малышей, привезенных из дальних земель. Нам предстоит величайшая миссия из всех, что выпадали человечеству – спасение мира».

Лилли издала безумное хихиканье, когда вырвала эту страницу из записной книжки и бросила ее через всю комнату. Затем она услышала шаги за дверью. Она столкнула стопки документов со стола, бумаги и распечатки начали порхать во всех направлениях. Она отшатнулась в сторону окна, сердито и пьяно бормоча:

– Думает, что он бог, а? Думает, что собирается…

За ее спиной дверь с грохотом отворилась, впуская внутрь ураган шумов, мерцания флуоресцентного света, будто закрытое пространство теперь вывернулось наизнанку. Старый химик, шатаясь, вошел в комнату. Группа нежити наступала ему на пятки, ходячие роились в узком коридоре за его спиной. Лабораторный халат доктора был весь в пятнах крови, от краев до воротника, его лицо блестело от испарины, глаза горели ужасом. Он сжимал кожаный портфель так, будто от этого зависела его жизнь. Преследовавший его оживший труп с тестообразным белым лицом, в кевларовом жилете и патронташе, рванулся к нему, хватая пальцами воздух. Химик захлопнул дверь, прижав руку ходячего.

Лилли бросилась к старику и помогла придавить дверью извивающиеся и сжимающиеся пальцы. Плоть руки под давлением стала выглядеть как обугленная кора. Пахло склепом. Кольцо-печатка с красным камнем все еще украшало один из отвратительных пальцев. Лилли и химик вдвоем прижали дверь, налегая на нее так сильно, как только могли, борясь с настойчивой рукой. На мгновение Лилли выглянула в узкий зазор у дверного косяка и получила в награду мелькнувшее лицо ходячего.

В узких и костлявых чертах с трудом угадывался старший сержант Бо Брайс. Бескровное лицо, на ранней стадии гниения, хитрые серые глаза выцвели, превратившись в мертвые белые пустые сферы. Теперь они напоминали глаза земноводного существа, вышедшего из болота. Без предупреждения рука вцепилась в халат Лилли, ухватила ткань и потащила ее вперед. Она отбивалась все яростнее и яростнее. Она визжала и выкрикивала исковерканные ругательства, которые превращались в безумное хихиканье. Химик прислонил костлявое плечо к двери и толкнул так сильно, как только мог, и наконец совместные усилия парочки привели к тому, что жесткий хрящ и сухожилия мертвой руки переломились, перерубив конечность ниже локтя. Дверь с ударом захлопнулась, и Лилли отступила назад, истерически хихикая, когда поняла, что рука до сих пор сжимает ее халат, цепляясь за ткань с пугающим напором, особенно если учесть тот факт, что теперь конечность не была прикреплена к телу.