Дикая история дикого барина - Джон Шемякин

Но хотелось Гоголю денег больше, потому как Николай Васильевич был человеком, заботящимся о других. Нам это понять сложно, просто примем на веру.

Для того, чтобы помогать людям, Н. В. Гоголь предпринимал эффектные шаги.

Надумал вдруг читать за деньги своего «Ревизора». Надо было помочь художнику Шаповаленко, бывшему крепостному Капниста. Шаповаленко приехал в Рим и, что называется, увлекся. Шаповаленко, как любезно напишет о нём другой художник Иванов (автор «Явления Мессии»), «мог работать только под строжайшим надзором и в условиях крайней нужды». А без надзора и крайней нужды художник Шаповаленко не работал вовсе. И этим огорчал старших товарищей по искусству. Тот же Иванов рекомендовал лишить Шаповаленко вообще всех денег. Может, мол, тогда… ну, если голод подтолкнёт вдохновение, то поднатужится мастер…

Начальство (а у русских художников в Риме было своё начальство – специальный директор русских художников в Риме по фамилии Кривцов) прислушалось. Лишило Шаповаленко пенсиона.

Директора Дирекции русских художников в Италии при Министерстве императорского двора П. И. Кривцова понять можно. У него брат был декабристом, при государе Николае это было затруднением, знаете ли. Плюс у Кривцова-директора имелся бизнес по отправке на стройку Исаакия тонн мрамора, а тут ведь сплошь конкуренты и доносы – стройка века, все дела. Плюс художники ещё эти. С ними вообще ничего не понять. Просили ведь как людей устроить парад по случаю приезда директора в Рим. Отказались. Пришли, конечно, но как-то вразбивку, нехотя. Пьют повально. Играют в азартные игры и прочее позволяют себе весьма охотно. Картин не пишут, а те, которые все ж написали, норовят продать или услать куда-то на постороннюю выставку без разрешительной резолюции.

Кривцов утвердился, что нужна строгость. Для начала всех художников переписал в особую тетрадь с пометками, у кого какой недуг замечен. Нанял для художников доктора и велел доктору всех художников срочнейшим образом вылечить перед приездом государя. А заодно лишил Шаповаленко денег на житьё-бытьё. Стало дирктору интересно, как, мол? Сдюжит? Может, опыт-то окажется полезным?!

Иванов, который вот только что орал, что платить не надо, внезапно завопил, что душат талант! И если про то, что художника надо того, знаете, подмаривать несколько, он орал начальству с глазу на глаз, то в вопросе «спасти талант!» выступал публично и активно.

Все страшно возмутились бедственному положению Шаповаленко! Страшно! Все стали говорить и метать молнии, и даже предложили подать прошение по инстанциям!

Один только Гоголь тихонько встал, пошел к себе, взял из чемодана рукопись «Ревизора» и отправился в салон княгини Зинаиды Волконской (она в Риме в то время жила). Зарабатывать товарищу (которого видел пару раз всего) деньги на жизнь, на хлеб, на кров, на краски, сангину и кисти.

В то время у Зинаиды Волконской был битковый аншлаг, все ждали наследника русского престола Александра Николаевича с обязательным Жуковским. Весь салон забит аристократией. Небо лазурнейшее, весна, воздух превосходный, хозяйка обворожительна! Восторг! Упоение! Главное, что от милой родины далеко и можно быть немножечко так… оппозиционером, что ли. Не в окончательном вкусе, конечно, а эдаким намёком, игрой глаз. Пока донос дойдёт до Петербурга, пока то, пока сё, один раз живём, можно побыть и оппозиционером в Риме немножко.

И тут внезапно заходит Гоголь. И скромным голосом объявляет, что сейчас состоится авторское чтение пьесы «Ревизор», одобренной самим государем императором. Из российской жизни, с антрактом. А деньги, которые будут собраны в конце чтения, – тут Гоголь осмотрел всех внимательнее, – которые будут, значит, обязательно собраны, пойдут какому-то Шаповаленко, чтобы он не помер от голода и расстройства.

И вот куда тут деваться?! Немая сцена. Ну, как в самом «Ревизоре», в финале. Только вместо фельдъегеря сам автор стоит, а над автором незримо, но ощутимо витает дух статного самодержца в каске с орлом, а в углу примостилась голодающая тень художника Шаповаленко. И княгиня смотрит. И Гоголь у двери. И куда ни кинь…

Всем стало понятно, что деньги надо давать. Придётся давать. Но не просто так, что легко, хоть и странно, а предварительно выслушав всю, понимаете, комедию в исполнении автора в диковинной жилетке.

Это хорошо над каким-то запселым провинциальным городничим укатываться, над ничтожными почтмейстерами и земляниками. А когда тебя нежно берут за вымя в Риме, а деваться-то тебе, ваше сиятельство, некуда, то просто… нет слов! нет слов!

И Гоголь обстоятельно всем свою комедию зачёл вслух. На разные голоса, понятно, с улыбками в нужных местах и прочим. Аристократия сначала о чем-то шушукалась. Видно, думала, сколько сунуть строгому Гоголю, как так исхитриться, чтобы и не выкуп, и не взятка, а просто, извольте видеть, вы некоторым образом платочек обронили, позвольте, такскать, споспешествовать и совокупно выразить… рублей по триста, что ли, чисто для примера, по триста пятьдесят, например, а? А сколько? А у тебя?.. За подкладку не завалилось, нет?

А Гоголь читал уже второе действие, и оппозиционная аристократия поняла, что речь идет о нескольких, вообразите, тысячах. Не меньше! Да-с! Иначе ж скандал… Дойдёт до государя, до света дойдёт, сраму не оберёшься. И догадал же бес прибежать к этой Волконской, думал некий застигнутый. Сидел бы сейчас на развалинах, воображал себя дерзким Брутом, обмахивался бы лёгкой шляпой, порицал бы косность нашу российскую беспросветную, убожество, не знаю, грязь и беспорядки в делах, так нет! Погнался в вихре за блеском, захотел вдохнуть полной грудью салонный аромат запретного!

Государь, одобривший «Ревизора», мог быть доволен. С его императорским незримым участием и своим гением Гоголь собрал около 10 000 римских скудо. 1000 золотых монет. За два с лишним часа чтения – а чтение, несомненно, было выдающимся. Гоголь и в Петербург из своего Нежина приехал поступать в актёры. Как пьесы читать, знал.

Деньги Гоголь отдал Шаповаленко. Аристократия, которую после ухода Николая Васильевича, посетил гражданский пафос, начала ныть, что никуда от русской пошлости не деться! Вроде бы уехали, нам бы забыть всё, а он вновь всех ухватил и напомнил! Эту страну…

То, что Гоголь устроил всем настоящего русского «Ревизора» как он есть, в головы пришло не всем.

После чтения пьесы Гоголь пишет прошение о назначении его управляющим секретарём Императорской дирекции русских художников в Италии. Русские художники, собравшие Шаповаленко сорок два рубля, решение Гоголя осуждали. Как так можно? А, Николай Васильевич? Ну это же неприлично… там же одни дураки и воры-с!

Получив в качестве отказа странное предложение получать жалованье библиотекаря при Дирекции императорских художников, Гоголь решительно отказался и написал в ответ, что «хоть бы мне и самим директором предложили стать, и то не стал бы!».

И собрал ещё 5000 папских скудо для гравера Иордана, который пообещал, что всем жертвователям гарантирует получение его гравюр с «Преображения» Рафаэля.

Под Гоголя денег Иордану дали. Иордан своё обещание выполнил: примерно через десять лет все выжившие свои оттиски получили.