Париж в кармане - Лариса Соболева

– Видеозапись есть с Алисой, с нее фотографии можно сделать. А Клара… фоторобот смастерим. Я ее с закрытыми глазами нарисую, калошу напомаженную.

Стемнело, все трое спустились вниз. Тимур завел отечественный автомобиль, чтобы следовать за боссом, как было договорено, и ждал, пока рассядутся Марк, Леха и новый охранник в «Ауди», наблюдая за ними в лобовое стекло. Но машина с Марком, тронувшись с места, почему-то притормозила на воротах, он высунул голову в окно, напрягая зрение и пытаясь разглядеть в темноте, из-за чего произошла заминка. И вдруг… Тимур от неожиданности вздрогнул, инстинктивно втянул голову в плечи и зажмурился.

Без сомнения, выстрел!

Следом за выстрелом взревел мотор мотоцикла. Затем раздался вопль Лехи и два выстрела подряд. Тимур, к сожалению, не мог преследовать мотоцикл – автомобиль Ставрова перекрыл выезд. Он выскочил из машины и опрометью бросился к «Ауди». Заглянув внутрь, в ужасе замер.

В салоне горел свет. Тимур увидел откинувшуюся на спинку сиденья голову, лицо, залитое кровью, струйки стекали по шее, на глазах намокал белоснежный воротничок, меняя окраску. В сгустках крови была вся машина, они выглядели почти черными, красные потеки сползали по заднему стеклу. В нос ударил сладковатый, непривычный запах, запах крови. Тимур непроизвольно сделал несколько шагов назад, натолкнулся спиной на стену здания и сполз по ней вниз. Его вырвало.

Володька стоял перед холстом у себя в комнате, прислушивался. Из коридора доносилось множество звуков. Этот дом в районе трущоб переполнен людьми, ринувшихся в Париж за призрачными мечтами, он поглотил представителей всех рас со всех континентов. Бывало, сюда наскакивала полиция, и тогда люди разбегались, как тараканы после санитарной обработки. Нелегалы боялись каждого звука снаружи, заставляли дежурить денно и нощно детвору, которая должна сообщать об облаве. А дети не всегда бывали начеку, для них куда важнее игры. Хотя некоторые подростки уже проявили коммерческую жилку: перепродают всякую всячину на улицах, развозят наркотики клиентам, танцуют под магнитофон на тротуарах, занимаются проституцией – кто на что способен. В этом мире каждый с детства привык выживать и лелеет мечту взлететь на высоты, неважно на какие и каким способом. Володька истребил в себе жалость к тем, кого судьба бросила на дно. Он не стал черствым, отнюдь нет, просто не в его силах изменить мир и распределить блага поровну, сам в шкуре отброса. Посему обитатели дома, скорее, воспринимаются им как живописные натуры для холстов, нежели объекты для сострадания.

Он прислушивался к жизни в доме, не высовывая нос. Видимо, идет очередной шмон. Были слышны плач, вопли, ругань, тяжелые и стремительные шаги по коридорам. Володька с легкой дрожью в ногах ждал, что и к нему зайдут полицейские, поэтому бросил работать. Ничего подобного не случилось, а постучал представитель хозяина дома, потребовав плату. Самого хозяина Володька в глаза не видел. Возникает вопрос: а почему, собственно, домовладелец пускает на квартиры нелегалов? Ответ, как всегда, на поверхности: деньги. Ему выгоднее платить штрафы и врать, что мерзавцы из Африки или Китая его надули, предъявив липовую ксиву.

Расплатившись, упал на кровать, поражаясь себе: документы в порядке, чего волноваться? А все ж пробирает дрожь при мыслях о полиции. Где-то в мозжечке сидит страх депортации, тогда все мечты разом потерпят крах, как у большинства квартиросъемщиков. Работать надо, спешить, чтобы укрепиться и выплыть со дна. Надо заработать, снять приличное жилье, ведь здесь большое значение имеет, где ты живешь. Если в трущобах – одно отношение, такому человеку мало доверяют; если в престижном квартале – другое отношение, значит, ты добился успеха, раз можешь оплатить дорогую квартиру, следовательно, ты и твое творчество чего-то стоите. Покосился на полотно.

На первом плане мужские руки, протягивающие на подносе завернутую в мешковину голову. Саломея изображена по пояс, она брезгливо отвернулась, краем глаза смотрит на поднос. Удалось поймать движение, но не получается лицо. Это тоже Полин, но жестокая и капризная. Голова ей не нужна, это так, мимолетная причуда. А вот Креститель получился классно. Обескровленный профиль выглядывает из складок мешковины, а в нем черты Володьки. Да, себя изобразил, а что? Полин поступила с Володькой с жестокостью Саломеи, разве что не уничтожила физически. Пожалуй, должен быть конфликт каприза и жестокости, с одной стороны, и несправедливых мук – с другой. Не пошла работа. И дело в Полин-Саломее. Тащит ее на холст, а она не влезает в образ.

Он приблизился к незавершенной работе, придирчиво осмотрел и взялся за кисти.

Полин с Владом в то же время в ресторане коротали вечерок. Влад развлекал ее всеми средствами, в основном блистая эрудицией. Впрочем, он на самом деле обладал энциклопедическими знаниями и остроумием, вечер не заладился из-за Полин. Они танцевали, пили отличное вино, а она была рассеянной, слушала его с отсутствующим видом. Влад старался не замечать этого, прилагал усилия, чтобы склонить Полин к флирту. После очередного танца она вдруг «вспомнила»:

– Да, что насчет Володи? Ты разузнал?

– Я ждал, когда ты спросишь, – улыбнулся Влад. – Ничего не слышно.

– Жаль, – огорчилась она. – Я ведь не расплатилась с ним.

– Не исключено, что наш Пикассо отчалил домой.

– Не думаю. Он слишком много сил затратил, чтобы оказаться здесь. А ты не знаешь, где он раньше жил? Я подвозила его, но не запомнила ни квартал, ни дом.

– Нет, не знаю, – соврал, не моргнув глазом. – Обычно он сам меня находил. Да и не любитель я таскаться по клоповникам. Полин, меня приводит в смятение твой повышенный интерес к Вовику. По моим наблюдениям, художники, практически без исключений, какие-то недоделанные. У них сдвинуты нормы, поступки их неадекватны, просто ввергают в шок. Они удивительно невоспитанны, зато все вывихи называют красиво – богема. Наш Вован – типичный представитель богемы.

– Может, ты знаешь Володю лучше меня, не знаю, но мне он не показался невоспитанным и недоделанным. Напротив, он… как бы точнее сказать… да, деликатен.

– Полина, ты преувеличиваешь, – рассмеялся Влад, подливая ей в бокал вино.

– А еще, – задумчиво продолжила Полин, не обращая внимания на Влада, – еще он чистый человек. Откровенный. Бескомпромиссный. Да, согласна, импульсивен. Но в его импульсивности есть некий шарм, присущий только Володе, ему прощаешь многое, чего не прощаешь и не простишь другим. Он отличается от всех.

– Полина, очнись. Он туп, как башмак на ноге гегемона. Беспардонен, нахален и невежествен. Я поражаюсь, откуда у него дар к живописи? От бога? Почему же бог распорядился так неудачно? Впрочем, это его дело, а мы давай выпьем. Попробуй вот это бордоское вино, оно обладает изысканным букетом…

Влад долго распространялся о винах, французской кухне, о тонком вкусе, царящем в Европе от Атлантического океана до границ бывшей советской державы. Полин не спорила. Владу нелегко во Франции, подозревала Полин, но он изо всех возможных сил сооружал из себя преуспевающего господина по всем статьям. Честно сказать, утомил уже на пороге ресторана. А ее пребывание здесь обусловлено лишь тем, что надеялась вызнать, где искать Володьку. Полин не глупа, ясно считывала за обходительностью Влада натиск чувственности, что и подтвердилось в конце вечера. Влад, накидывая шубку на плечи Полин перед зеркалом, прильнул губами к шее, не нагло, скорее, прикосновение его губ больше походило на нечаянный порыв мужа. Он становился неприятен. Полин не хотела его обидеть, все же в мягко сказанной фразе не избежала холодка: