Великолепный джентльмен - Алисса Джонсон

Он посмотрел на одеяло в руке, на два одеяла на плечах Анны, на огонь за каминной решеткой и чашку дымящегося чая в ее руках.

– Вы дрожали, – попытался оправдаться Макс.

– В самом деле?

Только слегка, Макс это почувствовал, когда обнимал ее, и неожиданно для самого себя испытал непереносимое беспокойство. Ему отвратительна была даже мысль о том, что Анна может заболеть или получить травму, пусть даже самую незначительную.

– Шок может вызвать простуду, – пояснил он.

– Я не чувствую, что меня знобит. Я чувствую… Я испытываю некоторое недомогание, но никакой простуды. – Она подняла руку, когда он шагнул к ней.

Макс внимательно вглядывался в ее лицо. Оно было теплого, здорового цвета. Но это не избавило его от желания укутать ее еще в одно одеяло.

– Уточните, что за «недомогание».

– Это… Я не знаю. Я чувствую себя… несколько заторможенной, словно все вокруг движется быстрее, чем я. – Она поморщилась и покраснела. – В этом нет никакого смысла.

– Смысл есть, – заверил он ее. – Продолжайте.

– И в то же время я чувствую себя настолько воодушевленной или скорее напуганной, что мне кажется, будто я могу взобраться на вершину горы и при этом не заработаю одышки. Очень странное чувство и не совсем приятное.

– В то же время совершенно естественное.

Во время своей службы Макс после каждого боя испытывал нечто похожее. Разуму не всегда удавалось убедить тело, что опасность уже миновала. Спустя секунду Макс отбросил одеяло, которое до сих пор держал в руках.

– Вы придете в себя, когда хорошенько отдохнете.

– Отдохну? – Казалось, сама мысль об отдыхе ее изумила. – Я никак не смогу.

– Попытайтесь. Мы проводим вас наверх, вы сможете переодеться, прилечь и…

Он умолк и сжал кулаки, совершенно расстроенный. Господи, да что с ним такое? Когда он превратился в суетливую, некомпетентную сиделку?

– Ладно. Конечно, вам сейчас не до отдыха. – И Макс, не удержавшись, отвел прядь мокрых волос с ее плеча и поправил одеяла. – Анна, сжальтесь надо мной и расскажите, почему вы решили использовать ветку?

– Прошу прощения? – Она пригубила чай, хотя видела, что он сгорает от нетерпения. – Ах, ветку? Но ведь с ее помощью я дотянулась до Кассандры.

– Которая была в пяти футах?

– Там оказалось очень глубоко, хотя и совсем рядом с берегом.

– И… вы… – Его сердце ухнуло куда-то вниз, а надежда восстановить самообладание была утрачена окончательно. – Черт возьми, вы же не умеете плавать!

– Ну да, конечно, не умею. – Она моргнула и посмотрела на него со странным выражением. – Я же не собака, у которой способность к плаванию заложена от рождения.

Он изумленно покачал головой.

Анна улыбнулась:

– Да, я действительно не умею плавать.

Цепочка просторечных ругательств непроизвольно сорвалась с его губ.

– Безусловно, – согласно произнесла Анна, – я тоже высказывалась подобным образом, но только про себя, ведь там был ребенок.

– Вы могли утонуть. Вы могли погибнуть.

– Я понимаю. – Она глубоко вздохнула и снова улыбнулась, словно до сих пор не осознала опасности своих действий. – И скажу честно, мне было очень страшно.

Неудивительно, что ее трясло и она испытывала «недомогание».

– И что, вы искренне были готовы пойти на это?

Черт побери, как же ему хотелось приложиться к бутылке бренди. Но, немного подумав, он понял, что на самом деле ему хочется заключить Анну в объятия, усадить к себе на колени, укутать в дюжину одеял и потягивать бренди, дожидаясь, когда успокаивающее тепло ее тела коснется его членов и наконец развяжет тугой узел, который сплелся в его груди.

– В тот момент была готова. А сейчас не знаю. – Она робко расправила плечи и сказала: – Это не смелость – не испытывать страха, – словно эти слова могли что-то прояснить.

Макс озадаченно моргнул.

– …Простите?

– Смелость – это когда делаешь что-либо, преодолевая страх. Без страха – это просто… отсутствие страха.

Его удивило, что в его нынешнем состоянии он начал следовать ее логике.

– А для вас важно быть смелой?

– Думаю, это важно для всех. Но для меня это еще и облегчение – узнать, что я не трусиха.

Макс поднял руку и заправил прядь волос за ухо Анны, ощутив успокаивающее тепло кожи. Безусловно, это ощущение было бы более впечатляющим, если бы она сидела у него на коленях, но и то, что Макс испытал в этот момент, почти невозможно было выразить словами.

– С чего бы вам сомневаться в этом?

– Я не сомневалась. На самом деле нет. Я просто… Я не знала. Иногда задаешься вопросом, как бы ты поступил в сложной ситуации. Я часто задавала себе этот вопрос. Но… Я так редко покидала Андовер-Хаус…

Анна умолкла и покачала головой.

Макс кивнул и утешающе погладил ее по плечу. Лорд Дейн не знал, пытается ли она справиться с запоздалым шоком или ее вдруг обуяло смущение, но он понял, что она пытается сказать. То, как человек воспринимает самого себя, безусловно, основывается на взаимодействии с окружающим миром. Когда этот мир ограничен, то и возможности такой оценки довольно ограниченны.

– Вы могли бы спросить меня, – сказал Макс и, на всякий случай убедившись, что сейчас они одни, наклонился и коснулся губами ее лба. Это оказалось даже приятнее, чем целовать в щеку. – Я мог бы рассказать вам, какая вы смелая, – прошептал он.

– Благодарю вас. – Она вздохнула и улыбнулась одновременно благодарной и извиняющейся улыбкой. – Но все же это не совсем то же самое.

– Да, – согласился Макс. – Я понимаю.

О себе он знал то, что представлялось ему истинным. Он был хорошим офицером, но в то же время любил путешествовать, он, безусловно, был никудышным братом, и ему определенно не везло в игре в рулетку. Если бы ему не позволено было покинуть Макмаллин-Холл, он, вероятно, не узнал бы всего этого. Анна никогда не покидала Андовер-Хаус, а значит, ей только предстояло узнать о себе много нового.

Макс убрал руку с плеча Анны и налил себе чашку чая, пить который ему совсем не хотелось. Впервые он задался вопросом, не будет ли ухаживание за Анной равным намерению утащить молоденькую мисс прямо из детской или желанию вытащить бабочку из кокона.

Но тут же решил, что в последнее время слишком часто зачитывался сентиментальными поэмами.

Надо же, бабочка, в самом деле.

Анна Райз не была хрупкой диковинкой, не была ребенком, которого нужно нянчить. Во многих отношениях она лучше ориентировалась в этом мире, чем многие молодые леди из высшего общества. Анна умна, благоразумна и, что еще более важно, хорошо образованна. Кроме того, ее опыт пребывания в Андовер-Хаусе был интересным и необычным.