Операция "Шасть!" - Евгений Журавлев

– Не-не, погоди, Нель, – возразил Пубертаткин. – Смотри, как он вырядился прикольно. Типа нильский крокодайл. За это я ему полтинник дам. Держи, клоун, похмелись.

Персеанский профессор с недоумением посмотрел на протянутую бумажку, осуждающе покачал башкой и сказал:

– С тяжестью понимаю ваши иносказания, милые ящерки. Уточню двояко, что Ханыга не мое наименование. И это сто процентнеров. А сессию «похмелись» я уже превзошел. К вам меня привела другая сторона медали.

– Ты чего несешь, бомжара? – озадачился Вован. – Клею нанюхался?

– Несу! – обрадованно согласился Геннадий, решивший, что дружественный контакт налаживается и с этой парочкой милых ящерок. – Только несу я не брома и не жара, а миротворческого предложения от Алешки, Ильи и Никиты, добрых людей!

– Вон оно что! – с неприязнью возопила Гаубица. – Они еще и издеваются, паразиты. Ну ладно. Слушай меня внимательно, урод! Доложи своим дружкам-юмористам, что не на тех напали. Что лучше бы им…

Здесь мы, принеся извинения читателям, на время прервемся. Потому что предложенные Нинелью Виленовной занятия, хоть выглядели весьма изобретательными (и даже забавными), никак не могут быть отражены на страницах нашей повести.

– Так и передай негодяям! – Закончив на этой пафосной ноте свой спич, который, к великому сожалению, не попадет в заветный блокнотик Алексея Попова, госпожа Швепс прыгнула за руль джипа и скомандовала любовнику: – В машину!

Голубоватое облачко дыма фукнуло в лицо потерявшему дар русской речи дружбанологу. Автомобиль тронулся и, переваливаясь на неровностях рельефа, укатил прочь.

Когда несолоно хлебавший Геннадий возвратился на берег Пятака, в каждой лапе у него имелось по корневищу, похожему на серую деревянистую морковку. Профессор поочередно откусывал то от одного, то от другого и с большим аппетитом жевал. Морда у него была испачкана в земле.

– Это же хрен! – определил глазастый Попов.

– Ну а я что вам говорил, – сказал Никита.

Средство передвижения, управляемое взвинченной Нинелью, несло романтическую пару с Пятака в пубертаткинский офис. По дороге Вован Офигенович совершил мобильный звонок Юрику Эдипянцу. Грозным голосом он повелел соратнику «мухой метнуться в офис и прихватить с собой этого использованного контрацептива Гендерного».

– Знать ничего не желаю! – ревел Пубертаткин. – Достань откуда хочешь! Хоть из Гроба Господня. Да, Жора, мы с ним круто лоханулись! Теперь надо как-то разруливать, тля! Все. Остальное на месте скажу.

Водительница с лицом валькирии гнала железного коня, будто на Рагнарек. Рвать и метать ей о-очень хотелось. Равно как и применить свой коронный атакующий удар, кусаться, царапаться и визжать противным ультразвуковым бабским визгом. Ну и «настучать» также хотелось. Не в смысле «настучать по репе» или там «в бубен», нет. «Настучать» в смысле информировать вышестоящих и вышестоящих коммерс-опекунов.

«Господин Генеральный Крупье, – составляла она в уме гневно-слезную петицию. – Почему, за что, откуда на мою голову взялись эти молодые беспредельщики? Что за наезды на законопослушную бизнес-леди средь бела дня? За какие шиши я вношу ежемесячную лепту в фонд нашего Дела, герр губернатор штата? И не ваш ли имбецил племянничек (напомним, петиция составлялась в уме), лодырь и бездарь, является совладельцем моей гениальной „Царевны“? А ты, Красавчик Мэри? Посмотри-ка на себя в зеркало! Какую морду наел на моих грибочках, какое брюхо напил на моем рассоле! Кто ж тебя кормить-поить будет, хряка холощеного, если в твоем хозяйстве обесчещивают честную женщину? Объясните же мне наконец, Коррозий Металлович, каким образом стал возможен весь этот пердимонокль?! Одно название, что силовые структуры. Да чтоб вас пронесло птичьим пометом! Структура у них там. Ха, дайте мне точку упора, я сама упру весь мир!..»

Подвижница среднего продовольственного бизнеса продолжала клокотать и когда вышла из машины. Шествовала пешим ходом за дружком по несчастью в его резиденцию и клокотала. Милого дружка обуревали схожие мысли. Разве что обращался он к иным персоналиям и с меньшей экспрессией. Однако разница в цвете перекошенных физиономий у любовников отсутствовала.

Юрис, он же Юрик, он же Жорик Эдипянц, исключительно редко видел хладнокровного подельщика Вована в подобном состоянии. Да еще на пару с Нелькой. От нехорошего предчувствия он и сам взволновался и завопил с одним из подходящих акцентов:

– Вах, дарагой, паслюшай, что за бардак-кавардак?

– Нет, это ты, Жорик, меня паслюшай! – передразнил Вован. – Хватит придуриваться, времени нет. Мы в цейтноте, понял! Где Гендерный? Вот кого мы сейчас будем слушать.

– Послушаем… – Гаубица задумчиво посмотрела на свою тщательно ухоженную ударную длань. – Ух и послушаем!..

Эдипянц представил себя на месте Фебруария Мартовича и внутренне содрогнулся.

– Да щас подъедет. Он у бугра. Ну у бургомистра, – пояснил Жорик для Гаубицы. – Че случилось-то, Вован?

– Случилось. Овца с козлом случилась. И дело подмочилось.

– Из-за Гендерного? Так он чего, втихаря на нас бабки рубит? Где-то накосячил? – Недоумение Эдипянца росло.

Пубертаткин плюхнулся в кресло, раздраженно глянул на партнера:

– Братан, знаешь, почему я тебя уважаю? Потому, что, в отличие от меня, ты спьяну никогда не теряешь своей квартеронской головы. Вчерашнюю попойку в «Шалмане» четко помнишь?

– Ну помню.

– Певцов, с которыми мы закорешились, узнаёшь?

– Ну…

– «Ну», «ну»… Антилопа гну! – Вован Офигенович сжал кулачки. – Увидишь их в следующий раз, постарайся стать человеком-невидимкой. Певцы они оказались еще те! Не могу пока просечь, на кого работают и чего хотят, но ансамбль вполне профессиональный. Нелины лягушенции накрыли медным тазом. Ее саму запели чуть не до истерики. Полковника продернули через Серый Замок…

– Ай, мама-джан! – Эдипянц в волнении попытался раскурить сигару прямо в целлофане. – А ведь как хорошо поют.

Вован отобрал сигару и постучал ею по лбу партнера.

– Поют хорошо. Громко. Проблема в том, что у них и бэк-вокалисты неплохие. Прикинь, этот февральско-мартовский урод напел им про наш профит. Не знаю, правда, конкретно они раскололи старика или просто меня на понт решили взять. Да какая разница!

Пубертаткин вновь разъярился, выскочил из кресла, забегал по кабинету.

– Ай, мама-джан! – нервно повторил Эдипянц, вытащил из внутреннего кармана початую чекушку «Хеннесси» и, не предложив даме, основательно хлебнул из горла.

Возмущенная дама слегка пристыдила его по темечку и ловко поймала выскользнувшую из пальцев бутылочку. Сделав не менее основательный глоток, передала коньяк по эстафете своему милому. Едва Пубертаткин успел приложиться к сосуду, отворилась дверь.