Тайный сыск царя Гороха - Андрей Олегович Белянин

— Митя, не надо дебатов. Кидай, и всё!

— А ежели Яга осерчает, так на кого вы стрелки переведёте?

— На тебя, естественно, — начал было я, но тут орёл повернул голову и так клацнул клювом у самого Митиного лаптя, что тот больше не раздумывал.

— Подавись ты, ирод ненасытный! Чтоб тебе лопнуть в небесах, чтоб у тебя в полёте живот пучило, чтоб ты под ёлкой сел, а тебя ворона сверху по башке обгадила! Чтоб… чтоб… Ну, Никита Иванович, подскажите же и от себя какое ни есть подходящее проклятье, а?

— Митя, мы снижаемся.

— Чего? Куды?! Не сметь! Я те снизюсь, — рявкнул он и с великого перепугу дёрнул орла за перья, словно бы натягивая удила.

— Упс… — И в Митиных пальцах остались два здоровущих пера. — Сами выдернулись как-то… А я больше не буду-у!

Я бы на месте пилота, бесплатно доставляющего нас по указанному маршруту, не слабо обиделся и посадил самолёт. Орёл был благороднее, он поступил иначе — задрал нос и резко пошёл вверх. Мы с Митей, не успев сказать друг другу последнее «прости», скользнули по спине птицы вниз. Потом был короткий крик, падение на жёсткие перья хвоста, тяжёлый удар тем же хвостом, словно плёсом кита, и…

В себя мы пришли, сидя у бабкиного колодца, плечом к плечу, мокрые, как котята, но, кажется, живые и даже целые. Ну, почти целые. Митя продемонстрировал мне правую ногу без лаптя и портянки. Я быстро пересчитал — все пять пальцев на месте. Во дворе отделения была тишина, никого не видно, никто нас не встречает.

— Бабуля! Еремеев! Есть кто-нибудь?!

Бесполезно. Родное отделение милиции словно вымерло. Мы переглянулись и кинулись в разные стороны: я в дом, а мой напарник в баню. Дверь была заколочена крест-накрест двумя свежестругаными досками. Я попытался отодрать их, но прибили надёжно. Да что же у нас тут опять творится-то?! Ни на минуту их оставить нельзя…

— Никита Иванович, гляньте-ка начальственным взглядом, — тихо подошёл ко мне Митя, протягивая лист гербовой бумаги. — Я ворота распахнул, а тама… вот! Прибито!

— «Царский указ», — быстро вслух начал читать я. — «По совету Боярской Думы и собственному их решению, в заботе о городе моём, землях и всех честных людях, повелеваю! Милицию лукошкинскую распустить!»

— Что?!! — взвыл Митя.

Я схватился за сердце, с трудом овладел языком и продолжил:

— «Понеже сыскной воевода и помощник его беспутный Митька Лобов в колодце утопли, за их смерть Бабе-яге ответ держать! Сотню стрелецкую еремеевскую в войска возвернуть. Пущай на поле брани свою храбрость доказывают. А коли у кого какие жалобы на милицию имеются да на проступки их лиходейские, тому к дьяку Филимону Груздеву идти надобно. Челом бить, справедливости требовать, на подарки не скупиться. Всё божьей волей и содеется, понеже всех люблю, целую, обнимаю и в беде не брошу. Вы мне — дети, я вам — отец! Добрый, но строгий и справедливый! Всегда ваш, Горох». Что за хрень?

— Опередили, Никита Иванович, я первый то же самое спросить хотел.

— Спрашивай.

— Спрашиваю: что за хрень?! Нешто государь наш в здравом уме и твёрдой памяти такое мог написать?

— Не мог, — уверенно подтвердил я. — И слог не его, и манера речи, да и вообще всё. Митя, у нас тут, похоже, государственный переворот произошёл. Царя либо опоили, либо грохнули, либо подменили на брата-близнеца, как в «Железной маске»…

— Что за история занимательная? Про кузнеца-маньяка, поди? То-то мне Маняшин отец сразу подозрительным показался. И корова ихняя дрессированная, прямо носорог какой-то, а не домашняя скотина!

— Му-у, — тянуче раздалось сбоку.

— Назови чёрта по имени, он тут как тут, — простонал наш младший сотрудник, прячась за мою спину. — Может, Шмулинсона пригласить? Он её в прошлый раз дюже напугал рассказом про кошерную говядину.

— Глупости. — Я протянул руку, и корова, подойдя поближе, доверчиво подставила лоб под мою ладонь. Не знаю, чего они с Митей так невзлюбили друг друга — с любым животным всегда можно найти контакт. Помнится, в деревне мне тоже от этой рогатой прелести досталось, но в городе она вела себя вполне пристойно.

— Нам надо разобраться, что тут происходит.

— Да уж, по всему видать — неладное творится, — всё так же из-за моей спины пробормотал Митька. — К царю пойдём али покуда поосмотримся?

— А чего смотреть-то, — пожал плечами я. — Пойдём напрямую к Гороху и выясним всё у первого лица государства. Открывай ворота.

— Му? — вновь подала голос корова.

Видимо, она своим неглубоким умом как-то всё-таки сообразила, что мы уходим, а ей тут одной куковать не упёрлось рогом. В фигуральном смысле. То есть попросту подвинула нашего младшего сотрудника костлявым плечом и заняла место по левую руку от меня, словно служебно-розыскная овчарка. Все мои попытки лаской или обманом уговорить её остаться разбивались о любовно-непробиваемый взгляд коровьих глаз. Короче, в результате пошли втроём.

Главный город нашего маленького государства, скромная столица — милое сердцу моему Лукошкино выглядело столь же пустым, как и территория нашего отделения. На базаре никого, все лавки закрыты, ставни заперты, дети по улицам не бегают, собаки сидят в будках, и даже вороны не каркают, молча вцепившись когтями в самые высокие ветки деревьев. Разве что перекати-поле по пустым перекрёсткам не перекатывается, а так чистая картинка из вестернов с видом запуганного города под квакающую музыку и стук копыт в стиле кантри…

За Базарной площадью мы наконец натолкнулись на стрелецкий наряд под руководством какого-то боярского сынка. Сначала он дважды протёр глаза, а потом, не сказав «здрасте», проорал:

— Хватайте государевых ослушников!

Двое стрельцов осторожно уточнили:

— Дык они же покойниками объявлены. Чё ж теперь, и Ягу на свободу выпускать?

— Взять их, дурачьё, а уж в пыточной разберёмся, кто покойник, а кто виноватый!

— Эй, парень, — повысил я голос, попытавшись выглядеть как можно строже во всё ещё мокром мундире, — я Ивашов Никита Иванович, сыскной воевода, начальник Лукошкинского отделения милиции! И если меня сию же минуту не проводят к государю…

— Хватит! — заорал молодой боярин, первым выхватывая дамасскую сабельку и бросаясь на нас.

Более опытные в этом деле стрельцы, наоборот, отступили на шаг назад. Парнишка драчливым петухом налетел на меня, взмахнул клинком и… был отправлен по параболе за ближайший забор одним движением рогатой головы нашей спутницы.

— Упаси господь с милицией связываться и коровой ейной, — в едином порыве перекрестились стрельцы.

— Минуточку, граждане. Не соблаговолите ли объяснить мне, что происходит?

— Дык… мы-то люди подневольные, — виновато поклонился самый старший. — Нам ничего не ведомо. А тока как ты с парнем своим в