Мата Хари. Пуля для обнаженной - Владимир Зырянцев

Маргарет застонала – и проснулась. Она узнала комнату в доме Антуана, зеркало на стене… И ее мгновенно охватила радость от ощущения подаренной жизни. Но это длилось недолго, боль в руке, заставившая ее поморщиться, оказалась сильнее радости.

И, словно кто-то ждал за дверью ее пробуждения, она открылась, и на пороге появилась Жоржет с подносом, на котором лежал шприц. Маргарет обрадовалась, как ребенок.

– Ах, Жоржет, скорее! – воскликнула Маргарет. – Так больно!

Она сама, не дожидаясь указаний сестры, закатала рукав сорочки и подставила сгиб локтя. Однако темнокожая служанка покачала головой:

– Нет, мадам, не сюда. Этот укол делают выше, в плечо.

– Как, разве это не морфий? – обиженным тоном протянула Маргарет.

– Нет, мадам, – ответила Жоржет, умело протирая руку больной. – Доктор сказал, вам нельзя больше морфий, иначе будет привыкание, а это плохо, очень плохо! Ничего, это средство тоже поможет, только не так быстро.

И действительно, через некоторое время Маргарет почувствовала, что боль начинает отступать.

– А где же сам доктор Моро? – капризным тоном спросила она. – Почему он не пришел проведать свою больную?

– Доктор поехал покупать мадам одежду, – шепотом произнесла негритянка. – Он не велел об этом говорить, хотел, чтобы получился сюрприз. Но я вам, так и быть, скажу. Он будет покупать и платья, и туфли, и белье, и перчатки, и шляпки, еще сотни других вещей, которые требуются мадам, чтобы выйти отсюда. Ведь у мадам ничего нет, буквально ничего!

– Значит, я смогу выходить… – удовлетворенно вздохнула Маргарет, вытягиваясь на кровати. Боль отступала, становилась совсем слабой, и это было замечательно. – Какой он заботливый, Антуан… Передайте доктору, что я очень ему признательна…

Жоржет что-то ответила и вышла из комнаты. Маргарет закрыла глаза и снова углубилась в прошлое. Но теперь ей вспомнились не танцы, не выступления, не овации публики. Воспоминания увлекли ее в тот день, когда она получила свое первое задание. Да, задания, вербовка, секретные шифры – все эти игрушки, в которые так любят играть мужчины, всегда были ей чужды. Да, она готова повторить то, что говорила тогда на допросах во французской разведке: Маргарет не считала себя шпионкой. Она позволила вовлечь себя в это занятие по двум причинам. Одной были деньги, а другой – мужчина. И сейчас ей вспомнились не коды и явки, а именно он. Да, этот день, когда ее завербовали, навеки связался в ее памяти с именем и обликом Вернера…

Они познакомились еще до войны, в Монте-Карло. Ее пригласили танцевать в новом балете Массне «Король Лагорский». Балет, честно сказать, ей не понравился – не случайно его вскоре сняли с репертуара. Критики писали, что великому Массне не стоило браться за балет – его стихией была лирическая опера. Ну, и пусть. Главным было то, что ее, самоучку без всякого балетного образования, пригласили в один из лучших театров Европы. Прославленные примы завидовали ей, постановщики готовы были выполнить любой ее каприз. Но сейчас она хотела вспомнить не это, не мир балета, а то, что случилось вечером, в ресторане.

Да, он был так красив, этот мужчина! Стройный, с горделивой посадкой хорошо вылепленной головы, с аккуратно уложенными светлыми волосами. В нем сразу чувствовалась порода. Сама Маргарет Зелле вовсе не из дворян – ее отец был шляпником, но она умела отличить и оценить настоящего аристократа. А он, человек, на которого устремился ее взор в тот вечер, несомненно, был аристократом. Тогда она еще не знала его имени, и ей шепнули: барон Вернер фон Мирбах. Представитель древнего рода Мирбахов, земельный магнат, покровитель искусств. Служит в судебном департаменте, и ему прочат высокую должность. Но она уже не слушала – Маргарет никогда не интересовала карьера мужчин, к которым ее тянуло. Что ей перспективы? Она ведь не замуж за него собирается.

Красавец-барон, в свою очередь, тоже не сводил с нее глаз, и это было приятно. Вскоре он пригласил ее танцевать. Она оперлась на его крепкую руку, прижалась к сильной груди… Остальное было предопределено судьбой. Эту ночь она провела в его постели. И следующие несколько ночей тоже. Ах, это были незабываемые встречи! Вернер был чудесным любовником, просто чудесным. Но потом они, конечно, расстались. Таков уж был ее жребий: встречаться с новым человеком, увлекаться им – увлекаться страстно, до безумия! – а потом расстаться. Нет, она была не розой, что стремится укорениться в почве, скорее напоминала себе самой птичку, что перелетала с розового куста на дерево, а с него на крышу дома. Она не вила гнезда, не строила планов, не стремилась узнать привычки и пристрастия своего нового партнера, узнать его вкусы, характер – к чему? Ведь впереди ее ожидало что-то новое…

Да, тогда, в тринадцатом году, они расстались, сохранив прекрасные воспоминания о нескольких днях на Лазурном Берегу. Она не думала, что когда-либо снова встретит стройного барона с горделивой посадкой головы. Однако встретила. Причем при самых неожиданных обстоятельствах. Это случилось в прошлом году, в ее родной Гааге – родной, холодной и постылой. Она совсем туда не собиралась. После выступлений в Мюнхене и Берлине, после чудесных вечеров и ночей, проведенных в обществе интересных мужчин, она намеревалась вернуться в Париж. Но тут, как на беду, началась эта ужасная война… Кажется, стоял июль. Да, ведь в Берлине было так жарко! И Курт присылал ей в номер свежие розы… Курт был сама прелесть. Он подошел к ней после ее выступления, засыпал комплиментами… Маргарет принимала его за владельца какого-то театра или за импресарио и очень смеялась, когда узнала его настоящую профессию! Оказалось, что Курт фон Грибаль руководит зарубежным отделом германской полиции. Надо же, полицейский! Нет, он решительно не был похож на полицейского.

В тот вечер, когда она узнала о начавшейся войне, они с Куртом сидели в ресторане. Внезапно из полуоткрытого окна с улицы донесся какой-то шум. Курт пошел узнать, что там происходит. Вернулся растерянный, задумчивый и сообщил, что Германия только что объявила войну Франции. Он предложил Маргарет выйти на балкон и посмотреть на происходящее. Они вышли и увидели огромную толпу, запрудившую Унтер-ден-Линден. Люди скандировали: «Германия превыше всего!» Курт тоже присоединился к этим выкрикам. И сразу показался Маргарет совсем чужим. Она никогда не испытывала интереса ко всем этим мужским играм в политику, в национальное величие и не ощущала себя ни голландкой, ни француженкой. Если уж на то пошло, то по национальности она была актриса, а ее государством была Сцена. Ей хотелось, чтобы все границы между странами исчезли и можно было ездить повсюду без всяких бумаг. У нее постоянно случались неприятности с этими паспортами и другими документами.

Однако так, к сожалению, думали очень немногие. И реальность оказалась совсем другой. Маргарет решила вернуться во Францию, но просто поехать в Париж, как она привыкла, нельзя – из-за войны сообщение между Германией и Францией прекратилось, и добраться до Парижа можно было только через Швейцарию. Ладно, пусть будет чопорная альпийская республика, где ее выступления не пользовались успехом. Она поехала в Базель, и тут выяснилось, что у нее нет каких-то бумажек, чтобы пересечь французскую границу. Ее чемоданы пропустили на родину Вольтера, а саму мадам Маклеод – нет! Ей было велено вернуться во Франкфурт, пойти в голландское консульство и там получить нужные бумажки. Но и после этого она, оказывается, не могла вернуться в Париж. Единственное место, куда она могла поехать беспрепятственно, была Голландия.