Олег. Путь к себе - Сабина Янина

Но так было в начальной школе, потом прошло, вернее, спряталось куда-то глубоко в подсознание. В средних и особенно в старших классах, когда мы, ученики, стали изучать анатомию человека и безопасный секс, когда я почувствовал осознанное влечение к другому человеку, моя жажда семьи, семьи древне-стандартной, как её называли в учебниках, переросла в неприятие однополых отношений. Но это было недопустимо, и чтобы успешно переходить по образовательным ступеням, я тщательно скрывал свои чувства, но уже тогда, приглядываясь к девчонке, я думал о ней, как возможной жене и матери нашего будущего ребёнка.

Чем сильнее меня влекло к женщинам, тем лучше я понимал отца. Понимал и жалел. Я увидел, что он спивается от того, что не мог забыть и простить мать, и чем старше и самостоятельнее становился я, тем меньше интереса к жизни оставалось у него. Не знаю, что я тогда больше чувствовал к отцу жалость или злость. Слабый человек, который зациклился на своём чувстве и не реализовал себя, хотя было столько возможностей! Вот кем был для меня отец. Моя жалость боролась с пренебрежением и в тот самый день за два дня до несчастья …

Тогда я пришёл из школы в отличном расположении духа: был сдан последний экзамен на выпускную школьную ступень, впереди лето, и наш класс через неделю должен был на целый месяц уехать отдыхать на море.

В прихожей, как обычно бросил Полу – нашему роботу-помощнику – уличную одежду и обувь и пошёл к себе. Пол принялся раскладывать вещи в шкаф, сообщив, что обед будет готов через пятнадцать минут.

Моя комната находилась в конце длинного коридора, из которого, помимо моей, вели двери в кабинет отца, в его спальню и в гостиную. Проходя мимо гостиной, я услышал голоса: мужской и женский. У нас почти никогда не бывали гости, отец их терпеть не мог, а мне больше нравилось самому ходить к друзьям. Я удивился и толкнул дверь. Напротив отца в глубоком трансиде, откинувшись на его спинку, сидела женщина. Я плохо разглядел её лицо, она сидела спиной к окну и солнце, клонившееся к закату, освещало её силуэт тёплым светом. Меня поразили её волосы – огромная копна светлых пушистых волос золотым ореолом окружала голову.

Когда я вошёл, они замолчали и посмотрели на меня.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, здравствуй, – глубоким грудным голосом откликнулась женщина.

Я оробел. Отец встал и шагнул ко мне, будто хотел защитить. Женщина засмеялась.

– Ты что боишься меня? – спросила она – Подойди, не бойся, ты уже взрослый мальчик!

Я подошёл. Холодные прозрачные синие глаза её с лёгкой усмешкой оценивающе смотрели на меня. Рассмотрев с головы до ног, она чему-то своему кивнула, будто подтверждая какую-то мысль и сказала:

– Ну, давай знакомится, я – твоя биологическая мать – Полина, – и протянула руку.

Я стоял и смотрел на неё во все глаза, как истукан, не шевелясь. Она недовольно поджала ярко накрашенные морковного цвета губы, опустила руку и взглянула на отца:

– Воспитанием мальчик не блещет. Почему ты вообще не отдал его? Мог бы сделать карьеру, а то так и остался на нижней ступени пятого уровня.

– Нам хватает, – мрачно ответил отец.

Она фыркнула и отвернулась. Отец подошёл и обнял меня за плечи:

– Иди в свою комнату, нам с Полиной надо поговорить, – и слегка подтолкнул меня к двери.

– Подожди! Подойди поближе! – мама поднялась.

Я взглянул на отца, тот кивнул, и я приблизился к ней.

Она что-то набрала на своём браслете и протянула руку:

– Приложи свой, синхронизируй.

Я поднёс свой браслет к её. Через несколько секунд она села и сказала:

– У тебя теперь есть мои координаты, если что понадобиться, соединись со мной. По пустякам не беспокой, – капризно скривив рот, добавила она. – Только в серьёзных случаях. Понял?

Я кивнул.

– Хорошо. Теперь ступай!

Я вышел. Как я добрался до своей комнаты, я не помню. Помню, что рухнул на трансид и, закрыв глаза, слушал, как сердце бешено колотится в груди.

«Зачем она явилась? Может, хочет меня забрать к себе? А как же отец? Что ей надо? А может она хочет вернуться? – мысли метались в голове. Я вспомнил помолодевшее лицо отца, его горевший взгляд и упрямо сжатые губы, – нет, не за этим она пришла».

Не помню, сколько времени я просидел так, смотря в потолок и прислушиваясь к каждому шороху. Звук хлопнувшей входной двери подбросил меня с места, я кинулся к отцу. Он был там же. Стоял у окна за трансидом, в котором совсем недавно сидела она. Сердце моё болезненно сжалось, таким поникшим и сгорбленным я никогда его не видел. И всё же я спросил:

– Куда ты мог отдать меня? Ей? Она хотела, чтобы я жил с ней?

Отец молчал. Казалось, целую вечность он молчал. Потом ладонью провёл по лицу, словно стирая с него что-то, и обернулся:

– На государственное обеспечение.

Я вздрогнул, как от удара.

– Иди к себе, – поморщился отец, словно от боли, – я хочу побыть один.

Ночью мне снился сон моего детства. Мне снилось, что я совсем ещё маленький иду между отцом и мамой, держась за их руки. У мамы золотые волосы и синие ласковые глаза, а отец совсем молодой и ещё не седой, весело смеётся.

Утром я никак не хотел просыпаться, цепляясь за это редкое чувство счастья. Таким я и запомнил его, это счастье – смеющийся мужчина, женщина с ласковыми глазами и ребёнок весело подпрыгивающий, держась за их руки.

Через два дня отца не стало, а я удалил координаты матери, навсегда вычеркнув её из своей жизни, и я переехал в студенческое общежитие.

***

И вот теперь моя Фёка беременная! У нас будет ребёнок. Совсем скоро наяву я почувствую то счастье, которое снилось мне в детстве, которое навсегда поселилось в моей душе несбыточной мечтой. Несбыточной.... После гибели отца я не верил, что такое возможно со мной. И только после первой близости я поверил и рассказал о своей мечте моей любимой. И я не ошибся, увидев, как радостно откликнулась Фёка. И что теперь?

«Фёка не хочет ребёнка? Глупость какая! Я же знаю мою Фёку!, – я потянулся, – это Клео сбивает её с толку. Надо выгнать эту дуру. Думаю уж теперь жена не будет против».

Я посмотрел в окно. Молодой июнь улыбался жарким солнцем, заставляя щурясь, улыбаться всех в ответ. Хорошо! Не прошло и полчаса, как город за окном переменился. Лето – самое легкомысленное время года даже в городе. Сейчас оно весело порхало за окном разноцветными лёгкими платьями, озорно взлетающими при порывах ветерка; жужжало роботами – косильщиками газонов, похожими на трудяг-жуков, которые, ошалев от зноя, сновали туда-сюда между зданиями; шелестело ещё молодыми зелёными листьями деревьев и благоухало цветами, высаженными вдоль автострады.

Аэромобиль резко свернул к воротам Наукограда, мигнул номерами у опознавательного знака, и ажурная чугунная решётка поползла вверх, пропуская нас. Машина медленно проехала по аллее вековых лип, остановилась у седьмого подъезда здания обсерватории.