Оглядываюсь и не сожалею - Анатолий Петрович Абрамов

относился ко мне с уважением и даже как-то застенчиво, и мне хотелось сделать для него что-то приятное.

У родителей был постоянный круг друзей, которые два раза в году, по праздникам, встречались у нас. Таким встречам предшествовала многодневная подготовка. Стол был прекрасным, особенно заливной поросенок, царила веселая, дружеская атмосфера. Много пели, без крика, с большим чувством. Особенно любили петь: «Славное море – священный Байкал», «Слышен звон кандальный», «Ямщик», «Вниз по матушке по Волге» и шуточные – «Пошел купаться Умберлей», «Через тумбу – тумбу раз» (студенческая), ну и конечно, «Кони вороные» и «Когда б имел златые горы». Неплохо было бы вспомнить эти прекрасные песни сегодня.

Хватало у папы и хозяйственных забот: заготовка дров на весь год, закупка на зиму овощей, набивка погреба снегом, ремонт дома. Когда я подрос, часть забот перешла ко мне.

Запомнились мне его подарки – велосипед и охотничье ружье, с которыми я исколесил все вокруг, что положительно сказалось на моем физическом развитии. Мне всегда было приятно, когда в разговоре со мной, люди, работавшие с папой говорили много добрых слов о нем. Читая сохранившиеся документы, с гордостью отмечаешь, что где бы папа ни работал, повсюду он добивался успехов и самых лестных характеристик. Настоятельно рекомендую внимательно прочитать эти документы[5], тем более что они представляют интерес с точки зрения оформительской, стиля изложения, бумаги. Некоторые из них датированы 1904 годом!

Родственники

Дядя Коля. Мамин брат, дядя Коля был на пять-семь лет младше мамы. Он мне запомнился как человек, попавший по ошибке в ту среду, в которой он вынужден был жить. Всегда аккуратно постриженный и причесанный на пробор, чисто выбрит, в крахмальном воротничке (иногда жестком – пристегивающимся), в отутюженном костюме, модных туфлях и шляпе – а их носили в ту пору единицы – и с изящной тросточкой. Он резко выделялся из окружавших его каким-то аристократическим видом. Он был молчалив, сдержан, неулыбчив, держался гордо и независимо. Вообще, он был очень интересным внешне. По-видимому, и внутренний мир его был глубже и шире окружавших его людей. Он был прекрасным пианистом, иногда целыми вечерами играл прямо с листа Бетховена, Моцарта, Шопена, Листа. Его скромный заработок рядового бухгалтера не позволял ему купить пианино, поэтому он брал его напрокат на несколько месяцев, так как при отсутствии денег инструмент приходилось возвращать. Тогда он играл где придется. Летом он, как правило, брал отпуск и отправлялся на пароходе по Волге. По вечерам он играл на рояле в салоне первого класса, слушателей было достаточно. Эти своеобразные концерты давали ему как духовную, так и вполне материальную пищу. Несмотря на кажущуюся черствость, он был добрым и исключительно порядочным человеком. Дядя Коля одним из первых в городе приобрел детекторный радиоприемник, и я, затаив дыхание, вслушивался в далекие голоса, перебиваемые треском и писком в наушниках. Это было чудо! Однажды он, переговорив с мамой, заявил мне, что он готов учить меня играть на пианино. Я с восторгом согласился. Он был очень терпелив, а я не очень. Но дело продвигалось довольно успешно. Затем я продолжил занятия с преподавателем. Но скоро все закончилось – я сломал руку. Нет худа без добра – я радовался возвращению к ребячьим играм, которые из-за музыки были отодвинуты на задний план. Как только рука немного окрепла, я стал учиться играть на балалайке и значительно преуспел. Многие пренебрежительно говорят о балалайке. Однако, в то время без радио и телевизора балалайка, в какой-то мере, утоляла духовный голод. Затем папа купил мне мандолину, это был уже другой класс. Я увлекся, а позже, когда меня приняли в школьный струнный оркестр, по нескольку часов в день играл на мандолине. Сознание того, что в стройном звучании оркестра есть и твои звуки, доставляло колоссальное удовольствие.

Летом 1934 года, когда у нас дома появился патефон, я решил проверить свой слух и голос. Когда дома никого не было, я ставил понравившуюся мне пластинку, внимательно прослушивал небольшой кусочек и пытался его воспроизвести, повторяя много раз и прослушивание и воспроизведение. Эти занятия дали безусловно большую пользу, и я стал прилично петь, главное. научился слушать музыку и получать огромное удовольствие, слушая классическую музыку по радио.

По соседству стоял дом наших родственников Молчановых, где росли четыре моих двоюродных сестры и брат. Я очень любил бывать в многолюдных семьях, где было всегда оживленно, весело. Вместе ездили за Волгу, в сад, за молодым сеном за город. Дядя Саня Молчанов, никогда не унывающий человек, несмотря на свою хромоту и постоянную нужду, был мастер на все руки, но особенно он был хорошим маляром и кровельщиком. С наступлением весны он со своим немудреным инструментом отправлялся в ближайшие села на заработки, ведь на его иждивении было пять человек.

У других наших родственников, Федосеевых, была большая семья, семь-восемь человек. Отец занимался сельским хозяйством, а кроме того арендовал за городом большой фруктовый сад, в котором летом работала вся семья, – вот было хорошо! В саду были все виды яблок и груш, заросли вишни и малины, куда я боялся заходить, так как мне рассказали, что змеи любят малину, и даже, якобы был случай, когда змея заползла в желудок мужику, который наелся малины и уснул на земле с открытым ртом. Внизу протекал ручеек, был колодец, изобилие птиц. Спали в шалаше. Меня, как самого маленького, все баловали и я всегда с нетерпением ждал выезда в сад. Осенью возами возили фрукты и обеспечивали всю родню. У нас и наших соседей была хорошая традиция – осенью заготовку капусты производить сообща. Собирались по очереди соседи и родственники, устанавливали на скамейках громадные корыта, вставали по обе стороны с тяпками и начинали рубить капусту, пересыпая морковкой и солью, а затем ведрами носили в погреб и высыпали в бочки. А мы, ребятишки поедали кочерыжки. Пели песни, сплетничали, было весело и празднично, стук тяпок, как барабанный бой разносился по всему кварталу. И опять, как ни странно по современным понятиям, обходилось без вина.

В селе Терса жила сестра моего папы – тетя Саша Краснова. Она одна жила в небольшом домике на высоком берегу Волги. Летом я не раз проводил часть каникул у нее, пропадая целые дни на Волге. На рассвете она меня будила и поила парным козьим молоком. Зимой, заморозив молоко, она укладывала его в мешок (что вызывало у меня восхищение), нажаривала тыквенных семечек и появлялась, как волшебница утром у нас. Для меня это