Аквасфера - Петр Заспа

Пост энергетики и живучести — интересно! — Сергей, недолго думая, заглянул внутрь. Тесное помещение, наполненное жужжанием и мерцанием приборов, ударило в глаза ярким светом. Но белая лампа под потолком не мешала спать двум матросам, которые уж точно должны были бдительно следить за стрелками под стеклянными кругляшками.

«Да что же это такое! — ругнулся в сердцах Субботин. — И этих укачало?»

Один, откинувшись на стуле и закинув неестественно голову назад, храпел, распахнув рот, будто кит, фильтрующий воду с креветками. Второй уткнулся лбом в стол и мотал повисшей рукой, касаясь собственных ботинок. Сергей долго стоял, решая — как бы их поинтересней взбодрить? Просто крикнуть или дать обоим подзатыльник показалось скучным. Ничего не придумав, он взял со стола вахтенный журнал и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

В самое тяжёлое, предрассветное время, похоже, только вахты, связанные с управлением кораблём, бодро несли своё бремя. Те, кто был на вторых ролях, не упускали случая наверстать недосып в служебное время. Такое умозаключение не было для Субботина открытием. Потому что сама служба на корабле направлена на измор матроса, по известному отслужившим на флоте морякам принципу: нам не нужна ваша служба, нам нужны ваши мученья! В этом нет никакой военной тайны, и для этого не нужно бродить ночью по палубам. Достаточно днём посмотреть на осунувшиеся и серые матросские лица.

Сергей зашёл в рубку дежурного по кораблю и бросил вахтенный журнал на стол. Рослый старший лейтенант оторвал взгляд от исписанной рабочей тетради и удивлённо посмотрел на его синие просветы на погонах. Видеть блуждающего среди ночи по кораблю лётчика, очевидно, ему ещё не доводилось.

— Это тебе привет из ПЭЖ, — кивнул на журнал Сергей. — Сам буди своё сонное царство.

Старший лейтенант покраснел, затем схватил микрофон внутрикорабельной связи, нажал нужную клавишу и заревел сквозь зубы жутким басом:

— ПЭЖ, дежурному по кораблю!

На другом конце заскрипело, засвистело и старательно бодрящимся голосом откликнулись:

— Ответил, ПЭЖ!

— Кому спим, беременные бандерлоги?!

— Никак нет, товарищ старший лейтенант! — попытался оправдаться дрогнувший голос.

— А ну быстро оба ко мне с вахтенным журналом! Придёте без журнала — убью!

Субботин пожал плечами и, смутившись, вышел. Наверное, всё же надо было ограничиться подзатыльниками, а то этот их точно убьёт.

До конца выделенного времени на обход оставалось ещё пятнадцать минут, и он решил эти минуты честно отработать. Вернувшись на палубу офицерских кают, Сергей пошёл в нос корабля, планируя проверить ещё пару кубриков и на этом заканчивать. Блеснула жёлтой латунью табличка на дверях каюты старпома, а за ней светящейся щелью каюта гражданского «пиджака». К удивлению Субботина, мутный тип, как назвал его старпом, не спал. Выставив в открытый иллюминатор телефон космической связи, он с кем-то оживлённо разговаривал. Сергей прошел бы мимо, подслушивать было не в его правилах, но неожиданно «пиджак» упомянул о вертолётах.

— Вертолётами придётся пожертвовать, — ответил он на чей-то вопрос, и, придавив ухо к телефону, добавил: — Можно даже кораблём, но до этого, я надеюсь, не дойдёт. Достаточно вертолётов.

Субботин замер, прислушиваясь. Сначала он подумал, что «пиджак» предлагает собеседнику отдать или подарить Венесуэле их вертолёты. Но тогда он так бы и сказал — подарить. А от слова пожертвовать отдавало каким-то холодом или предательством. И тогда Сергей понял, что тут дело гораздо серьёзней.

— Вы совершенно правы! — поддакнул кому-то «пиджак». — Если с ними произойдёт тоже, что и с другими самолётами, то мы будем точно знать, что путь по воздуху в неё также заблокирован. Официально объявим, что вертолёты по вине экипажей столкнулись в воздухе и исчезли в море.

Затем на другом конце долго говорил кто-то, очевидно, главный, а «пиджак» лишь внимательно слушал. Дверь каюты стояла на стопоре, оставив щель для проветривания, и Субботин отчётливо видел его спину в зелёной военной майке.

— Безусловно, мы выиграем в любом случае, — снова откликнулся «пиджак». — Главное заострить на этом всеобщее внимание, и, умело разыграв дипломатическую карту, мы сумеем возглавить мировую консолидацию!

Дальше разговор пошёл о международных отношениях и странах. Прозвучало имя американского президента, а затем и вовсе посыпались малопонятные термины и незнакомые имена. Больше подслушивать Сергей не стал. Стараясь не шуметь, он отошел от двери каюты и, позабыв о незавершённом обходе, двинулся в корму.

Рухнув на койку, он долго смотрел в потолок, слово за словом прокручивая разговор «пиджака». В голове вновь образовался полный сумбур, и Субботин понял, что они с Дмитриевым попали пальцем в небо. Затевается что-то гораздо более серьезное, чем банальное всучивание собственной техники. Да и пусть бы господа дипломаты или разведчики играли в свои игры, только бы не втягивали их в эти тёмные дела. А судя по обронённой «пиджаком» фразе, экипажам вертолётов отводилась не последняя и весьма незавидная роль.

Сыграли подъём. Загремели на трапах ботинки. Захрипела внутрикорабельная трансляция, извещая, что сейчас по каютам будет подана вода. Корабль оживал. А Субботин продолжал лежать и глядеть в потолок. Проснувшись, заворочался штурман. Приподнявшись на локте, он удивлённо спросил:

— Ты уже встал? Что случилось?

— Женя, а ты написал завещание? — задумчиво спросил Сергей.

— Завещание? — Голицын громко икнул, затем понимающе ухмыльнулся. — Кошмаров насмотрелся? Серж, это потому, что по ночам надо спать, а не шастать по кораблю.

— Нет, я просто так спросил. Слышал, что на Западе это норма. Там даже двадцатилетняя молодёжь пишет на всякий случай.

— Нечего мне завещать. Если что, то всё моё добро друзья по карманам разберут. Да и то не всем хватит. А к чему ты завёл этот разговор?

— Да так просто.

— Понятно. Это называется хандра, мой боевой друг. Раньше от неё человечество лечилось войнами. Сейчас алкоголем и наркотиками. Я надеюсь, ты до этого не опустишься?

— Не дождёшься. Женя, а ты готов, если придётся, пожертвовать собственной жизнью?

— Да что на тебя накатило? Ты ночью в трюме нашёл мешок с задумчивой травой? Хватит страдать! Идём, а то завтрак пропустим. Ты мою рубашку не видел? В кают-компанию не принято в комбезе заходить.

— Дверь каюты скрипнула и внутрь заглянул Дмитриев:

— Чего разлеглись? Не затягивайте. Завтрак, сказали, строго в своё время! Сразу после него в кают-компании будет совещание. Субботин, пойдёшь со мной.

— А я зачем?

— Чтоб мне не скучно было!

На подобные совещания обычно должен ходить лишь старший авиакрыла. Если что-то скажут важное, то он затем доведёт до остальных. А лишним толпиться в тесной кают-компании совсем не обязательно. Но Субботин догадывался, почему Дмитриев всегда хотел, чтобы рядом был кто-то из своих. Лётчик от Бога, бывалый и опытный Александр Михайлович, изучивший вертолёт, как закутки собственных карманов, прекрасно знающий своё дело командир эскадрильи, робел перед большими начальниками. Был он уже в годах и еще застал то время, когда трепет перед лампасами, шитыми звёздами и каракулевыми шапками вжигался калёным железом с курсантской скамьи. Для Субботина этот страх Дмитриева всегда был неприятной загадкой. Обидно видеть, как у лётчика, который для многих в полку был кумиром, дрожит голос, когда он докладывает какому-нибудь генералу, а то и полковнику. А ведь слава о командире эскадрильи прогремела далеко за пределами гарнизона. Однажды, в страшный шторм, он спасал моряков с тонущего рыбацкого сейнера. О том, чтобы сесть на раскачивающуюся средь волн лоханку, нечего было и думать. Дмитриев сумел поставить на палубу одно колесо и под ураганным ветром мастерски повторял все движения судна, пока на борт вертолёта не перебралась вся команда.