Брак. Дорога во все ненастья - Николай Удальцов

Я не знал ее точного возраста, но от тех, кто был знаком с ней давно, я слышал, что она совсем не стара. Во всяком случае, иногда, она выглядела так, словно родилась совсем недавно…

– Что это за женщина, о которой ты пишешь?

– Я пишу не о женщине.

– А о ком?

– Об истине…»

Галя посмотрела картину.

Молча.

Соседка-барменша осталась как-то в тени, как и мое осознание – ревнует меня Галкина или нет?

Признаюсь, меня это несколько разочаровало, но заострять внимание на этом я не стал.

Чем, лишний раз – в прямом и переносном смысле – продемонстрировал, что время от времени, мне удается быть благоразумным во взаимоотношениях с женщинами.

Да и вообще, я отношусь к ревности довольно двойственно, а Галя однажды сказала мне:

– Помни, ревность – это любовь убогого.

– Но, опытного… – ответил я вздохнув.

А вот с истиной, отчасти изображенной на картине, возникли проблемы.

Даже, не то, чтобы проблемы – разночтения.

Наверное, так произошло потому, что наши с Галей Галкиной взаимоотношения – это, кроме всего прочего, отличный информационный срез состояния всей страны.

У которой тоже бывают проблемы с истиной…

Я, конечно, совершил ошибку, когда ввязался в этот спор.

Попросту, поступил глупо.

Но что поделаешь – только в детстве еще не боишься делать глупости.

С годами начинаешь сожалеть о том, что уже не боишься их делать.

Огонь запылал когда, уже забыв про картину, я заявил, что бывают взаимоисключающие истины.

При этом, остающиеся истинами.

Например: все люди разные – это истина, и все люди одинаковые – истина тоже.

– С тем, что все люди разные спорить может только идиот! – услышал я в ответ, – И только идиот может заявлять, что все люди одинаковые!..

…Я живу в пригороде, свою машину Галя оставила дома, время было уже позднее – в общем, мы не разошлись по домам, а легли в постель. Не разговаривая.

Теперь, утром, проснувшись первым, я не знал – в ссоре мы с ней, или нет? А ответ на этот вопрос имел для меня, в этот момент, более чем прикладное значение.

Дело в том, что Галя спала обнаженной. И хотя мы спали под разными одеялами, я ясно видел это потому, что одеяло, под которым спала она, слегка сбилось в сторону, и периоткрыло не широкую, сантиметра четыре, не больше, полоску ее тела.

От подрагивающей во сне шеи до напедикюренных пальчиков ее ног.

У Гали очень красивое тело. А я лежал рядом и не знал – могу ли я к нему прикоснуться?

Мне не привыкать – попадать в глупое положение, и со временем я стал настолько разумен, что не думаю, что каждый такой раз – последний.

Наверное, у меня появился опыт – понимание того, что не все глупости уже сделаны.

В этом положении мой выбор средств был невелик.

И я применил невыборное средство.

Дело в том, что среди очень многих вещей, я люблю рыбалку. И, как всякий художник – по крайней мере, мне кажется, что всякий художник должен быть таким – я люблю рыбалку не как факт, а как процесс.

И процесс этот, я стараюсь обставить красиво.

Однажды, очень давно, мне пришлось поработать на Московский худкомбинат – я расписал для него пару десятков пасхальных яиц.

В то же самое время в литейке комбината отливали праздничные колокольчики, весом килограмма на четыре. Я и попросил ребят отлить несколько колокольчиков для донок. Колокольчиков маленьких, красивых, звонких.

Ребята, видимо не вполне поняв, что я хочу, отлили для меня колокольчик, красивый, звонкий, но таких размеров, что впору было предположить, что основной моей рыбацкой добычей являются галеосерды кавери – большие тигровые акулы.

Так, как использовать такой большой колокольчик на подмосковной рыбалке оказалось невозможно, я подвесил этот потенциальный сигнализатор поклевок между полками. И время от времени звонил в него.

Звук у этого колокольца, нежный, яркий, вдохновляющий.

Вот в него-то я и позвонил, перед тем, тихо, так, чтобы не разбудить Галю, выбравшись из постели.

– Ой, какая прелесть, – проговорила она, потягиваясь и улыбаясь. И потому, что она не стала поправлять одеяло, спустившееся с ее плечь и вновь прикрывать обнаженную грудь, я понял, что между нами мир.

Очень сладкий мир.

А то, что я при этом выиграл спор о том, что все люди все-таки иногда бывают одинаковыми, я от Гали скрыл.

Не мог же я рассказать ей о том, как много женщин я будил таким образом.

И всем это нравилось одинаково.

Уже потом, когда я слегка усталый, но довольный, принес ей, слегка усталой, но довольной, прямо в постель чашку кофе и маленький бутербродик с сыром – вообще, какое это удовольствие, приносить женщине кофе в постель «потом» – Галя, очень ненавязчиво, поставила мой задранный от гордости за свою хитрость, нос на место:

– Лежу, сквозь ресницы смотрю на тебя и думаю: что ты будешь делать? А ты смотришь на меня и не шевелишься.

Тогда, я левой рукой слегка сдвинула одеяло, так, чтобы ты увидел меня.

Ты – опять без движений.

Ну, думаю, придется изобразить приснившийся кошмар и совсем сбросить с себя одеяло.

Если ты и тут не пошевелишься – убью тебя.

И суд меня оправдает.

– Ты уверена в том, что оправдает?

– Ну, оштрафует на два минимальных оклада.

– Так мало?

– За мужчину, не обращающего внимания на лежащую рядом обнаженную женщину – никакой суд больше не даст.

– Конечно, – согласился я, – Если судьями будут не мужчины. Впрочем, если судьями будут женщины, они, в таком случае, может быть – убитого еще и в тюрьму посадят…

– А Бог? Он ведь, кажется, против секса? – поинтересовался я из чистого любопытства. Видя, как Галя, после сна, возвращает на себя украшения, среди которых был маленький золотой крестик на тонкой цепочке.

– Перед Богом, я покаюсь.

Знаешь, есть такие приятные грехи, в которых даже каяться – удовольствие…

В общем, в смысле хитрости, у нас получилась ничья, и именно в тот момент, когда я оценил это, зазвонил телефон.

И я стал соучастником истории, которая поначалу развивалась банально, как очень многое в этом мире. Правда, почти сразу, я услышал слова, которые должны были заставить меня о многом задуматься.

– …Галя, – мой голос звучал виновато, – Звонили Керчин и Каверин. Они собрались для того, чтобы вытащить Никитина из вытрезвителя.

Мне нужно уйти.

– Иди.

– Ты не обидишься на меня за это?

– Нет. Потому, что если ты не будешь серьезно относиться к своим друзьям, я не поверю в то, что ты будешь серьезно относиться ко мне…

– Я пошел, – сказал я Гале, целуя ее обнаженное плечо.

Как сказал однажды я: «Лишний раз поцеловать красивую женщину – никогда нелишне.»