Француженки не любят сказки - Лора Флоранд

Но если сейчас он выдвинет стул и усядется напротив этой полупрозрачной худышки в веснушках, получится грубо и неприлично. И он отступил на шаг, хоть это и стоило ему невероятных усилий. Отступать назад он не любил – ни в чем.

Впрочем, это сработало. Напряженность ушла с ее черт. В глазах зажглось любопытство. Их голубизна напомнила ему вечереющее небо, еще не темное, но и не очень яркое, с легкой примесью серого – человек не слишком внимательный и не поймет, что они синие. На незнакомке был легкий свитер цвета граната с широким вырезом, капюшон был наброшен на голову. Из-под него выбивались пряди волос цвета его темных, красноватых карамелей или, может быть, плодов маракуйи. Широкие рукава свитера были завернуты на запястьях, подчеркивая мешковатостью их изящество.

– Месье? – Ее акцент удивил его. К ожидаемому английскому примешивалось что-то еще, что-то напомнившее ему акцент иммигрантов из французской Западной Африки. Он общался с ними, когда в бедности рос под Парижем, а его голова была полна самых невероятных прожектов.

– Вкусно? – Он кивнул на крошки, оставшиеся от его изделия. Крошек было мало. Неужели она подбирала их кончиком пальца и слизывала? Значит, я угодил вам? Вам нравится? – говорил его взгляд.

Ее тело немного обмякло, ладони вновь сомкнулись вокруг опустевшей чашки. К ней вернулось то, что изначально привлекло его внимание, – она словно впитывала в себя каждую секунду того удовольствия, которое он доставил ей своими шоколадными произведениями и еще мог ей дать.

– Да.

Он ждал, слабо надеясь услышать «спасибо» или «вы замечательный, пожалуйста, я хочу еще». Но она лишь с любопытством взирала на него. По-прежнему снизу вверх. Что ж, теперь хотя бы не кажется, что она готова направить на него баллончик.

– Вы работаете тут кондитером? – неожиданно спросила она.

Оп-ля! Вот тебе и удовольствие. И это несмотря на ленту на шее. Впрочем, эта тряпочка не очень-то помогала донести до клиентов идею о его успехах. Прямо хоть обшивай весь китель воплями: «Я лучший, самый лучший, лучший в мире шоколадный мастер!» Ну, формально награда говорила о том, что он лучший во Франции; но в его области это все равно что в мире.

– Я Доминик Ришар.

Ему удалось произнести это мягко, почти ласково, и он обрадовался. Итак, он сумел говорить с ней так, как и хотел – словно лаская словами ее кожу.

И был вознагражден. У нее загорелись глаза, вызвав у него очередной приступ головокружения.

– Правда? Месье Ришар, мне очень приятно познакомиться с вами.

Она протянула руку. Наверняка американка, подумал он, почувствовав твердость ее рукопожатия. Но ее рука показалась ему почти игрушечной в его огромной лапе! И твердость рукопожатия лишь подчеркивала это. И еще ее акцент – он был какой-то нетипичный для американской туристки. Откуда в нем раскатистые «р»? Может быть, она приехала из «креольского штата», Луизианы? Что это, акцент каджунов, франкоязычных жителей этой местности?

– Спасибо, – поблагодарила она, показав жестом на пустую тарелочку.

Его грудь распирало от ликования. Он казался себе зефиром собственного изготовления, нечаянно оказавшимся слишком близко от печи. Он раздувался, вспухал, делался мягким и терял форму, расплывался…

– Вы надолго в Париж? – не удержался и спросил он. Ему нужно было знать.

Ее глаза заволокло дымкой. Она спрятала руки в складках огромных рукавов, и этот жест напомнил ему то, как черепаха прячет голову в панцирь.

– Не знаю.

Он мысленно ругнул себя за то, что позволил ее руке ускользнуть. Он не ожидал, что она ее спрячет. Еще ему безумно хотелось поднести ее руку к губам и поцеловать. Черт, она же американка. Скорее всего она бы подумала, что этот жест – дежурный для всех французских мужчин. Что они непременно целуют даме руку, а при поцелуе в губы непременно пускают в ход и язык.

Он впился взглядом в ее губы и с огромным трудом сохранил на лице выражение невозмутимости и покоя.

– Ну… вот… – пробормотал он, кляня себя на чем свет стоит за то, что не способен продлить их диалог. И это он, всегда мгновенно ставивший перед женщиной выбор – секс или до свидания… Тут он не мог приблизиться к ней ни на полшага, из боязни, что и ноги ее в его зале больше не будет. – Я надеюсь, что мы увидимся завтра. – Он небрежно, весело улыбнулся, словно просто выстраивал добрые отношения с милой клиенткой, хотя на самом деле не имел представления, как это делается. Потом направился к стойке, чтобы спокойно переговорить с Гийеметтой, не зная даже, что скажет ей. Его молодая элегантная зальная менеджерица внимательно воззрилась на него и пару раз даже кивнула, словно он говорил ей что-то толковое. Пожалуй, она заслужила прибавку жалованья.

Внезапно он понял, что незнакомка стоит прямо возле его локтя, почти касаясь его, и едва не задохнулся от нахлынувшего волнения.

Он взглянул на нее – сверху вниз, – надеясь, что не слишком очевидно оборвал на середине свою лишенную смысла фразу, обращенную к Гийеметте. Незнакомка была рядом с ним. По собственной воле. А ведь могла подождать, когда он уйдет, и уж после этого подойти к прилавку. Значит, ей хотелось стоять вот так близко, почти касаясь его.

Либо ей было абсолютно безразлично, что она делает… Но почему-то он подозревал, что это не так. Женщина, которой безразлично ее личное пространство, не смотрит на мужчину так, будто прикидывает, как ловчее его ударить, если он подойдет ближе – а ведь именно такими были два ее первых взгляда на него.

– Мне нужно коробку шоколадных конфет, – сказала она Гийеметте.

Он не удержался. Его губы растянулись в широкой ухмылке.

– С предыдущей вы уже справились?

Она сверкнула глазами. Ну кто, кто тянул его за язык? Он только что проговорился, что наблюдал за ней; по крайней мере, знает, что она купила два дня назад коробку его шоколада.

Я не преследую тебя, клянусь. Чистое совпадение, что я видел тебя у Филиппа. Плюс к этому он не мог преследовать ее в собственном салоне, это само собой разумеется. Просто он… жутко большой. У него руки мясника. Как теперь она придет сюда и сядет за столик? Ей же будет мерещиться, что какой-то негодяй шпионит за ней. Оттуда, сверху, смотрит на нее голодными глазами, прижав к стеклу огромные пятерни. Слава богу, что он еще сообразил побриться.

– Да, – ответила она. – И те конфеты мне очень понравились.

О, громы небесные, снова на него нахлынула эта сентиментальная, зефирная волна! Что с ним творится?

Гийеметта тем временем натянула на руку белую хлопковую перчатку и выдвинула одну из металлических коробок с низенькими бортами.

Незнакомка повернулась к Доминику.

– Что вы мне посоветуете? – тихо спросила она.

Он еле унял дрожь во всем теле. Его потрясло, каким беспомощным он оказался перед смутившей его волной восторга и страсти, он почти утонул в ней. Женщины и раньше обращались к нему с таким вопросом; обычно это означало, что в ближайшие часы он переспит с ними. Возможно, такова была его единственная реакция на этот вопрос: как у собаки Павлова. Но тогда-то он знал, как плавать в тех водах. Тогда он полностью владел ситуацией.