Ночная книга (сборник) - Милорад Павич

ДЕВУШКА

Мне снилось, что камни и бревна парят в воздухе так, что камень можно потрогать снизу, а под ручьем пройти как под мостом. Немного дальше ручей превращается в водопад, но вода в нем падает вверх, к небу и звездам. Во сне я подняла руку, зачерпнула немного воды из ручья, с самого его дна, и напилась…

Во времена и во дни благоверных и всеблагих, христолюбивых и самодержавных деспотов Стефана и Грга, в месяц черешняр, в Звижде, где Дунай слышен ночью, а луна никогда не видна, паромщика Прохора Гомаца застигли в блудодеянии, к которому он склонил дочь Челядина Авранезовича, а на члене Прохора был надет огромный печатный перстень с выгравированной буквой «Г». В наказание и чтоб больше не соблазнял женщин, этот самый перстень вдели ему в нос, как вдевают кольцо в рыло борову. Отобрали штаны и охотничий нож с ручкой из заячьей ноги и голого выгнали из села.

* * *

– Сколько раз ты была с ним? – озабоченно спросил после этого отец, Челядин Авранезович, свою дочь Филиппу, у которой Гомац был первым и, как она верила, последним. Она солгала, что была с ним только один раз. А на самом деле – два.

В первый раз, как-то утром, Прохор спросил ее, проходя мимо:

– Ты коз доить умеешь?

– Умею, – храбро ответила Филиппа.

– А козлов доила?

На это Филиппа опустила глаза и утвердительно кивнула.

– Меня не подоишь? – спросил Гомац, и она доила его до тех пор, пока из него не потекло молоко.

– Что это? – спросила она.

– Семя.

– А где же пашня?

– Ты моя пашня. Женщина – это пашня. Женщина – это и кровь, и молоко. Враждующие кровь и молоко. Несмешивающиеся. Только мужское семя может их примирить и смешать. Я покажу тебе как.

Тут Гомац надел на свой член огромный перстень с печатью и лишил ее девственности…

Так это было в первый раз. Во второй раз их схватили и разлучили. С тех пор каждый вечер, вместо того чтобы есть, Филиппа безутешно проливала слезы по своему любимому. Сначала она их выплакала в горшок с ухой, назавтра в миску с тушеными овощами, потом в хлебную похлебку с луком и, наконец, в кашу с творогом. После чего однажды вечером вытерла косой слезы, поела крапивы, сваренной с бараниной, и решила написать своему возлюбленному письмо. Филиппе Авранезович лет было столько же, сколько у человека пальцев на руках и одной ноге, и ей все еще снилось, что она сосет грудь своей матери, наяву давно уже покойной. Девушка была красивой, как пасхальное яичко, и неграмотной, правда, из песен, которые ей напевала бабка, она знала, что вообще-то довольно грамотные князья и княгини, а иногда даже и просто влюбленные парни и девки пишут друг другу письма, или «маленькие книги», как их называли в народе. А так как вспоминала Филиппа об этом чаще всего уже в постели, перед сном, однажды ночью ей приснилась святая Пятница, которая пришла в монастырь Далша и по какой-то огромной книге за одну ночь научила Филиппу читать. И перед пробуждением пообещала, что за следующие ночи научит ее еще и писать.

Не веря своему счастью, Филиппа с утра пораньше побежала в монастырь и до тех пор надоедала одной из инокинь, которая прислуживала жившим в монастыре писцам, пока та не отвела ее в небольшую келью на монастырском постоялом дворе. Тут она показала ей разные приспособления для письма, перья, ножи, чернила, чистую и исписанную бумагу. Все это инокиня подготавливала к работе в сенях кельи, в которой дьякон с Афона занимался переписыванием книг. И в это время прямо здесь, в сенях, произошло нечто страшное, нечто одновременно и восхитительное, и поразительное.

К великому изумлению и монахини, и самой Филиппы Авранезович (трудно сказать, кто удивился больше), девушка вдруг совершенно свободно прочитала фразу из рукописи: «Но согласие тьмы к свету не едино же, ни причестия верна с неверными».

Поняв, что она теперь умеет читать, Филиппа как зачарованная принялась зачитывать все подряд, а когда ей попалась история о первых любовниках, Адаме и Еве, она не смогла бросить чтение до тех пор, пока не добралась до конца. Напуганная всем этим, она расплакалась, но инокиня утешила ее и отвела домой.

С тех пор Филиппа каждую ночь молилась о том, чтобы святая Пятница снова пришла к ней во сне и научила ее писать. Но святая Пятница не приходила. Девушка снова побежала к инокине в монастырь Далаша и спросила ее:

– Я так хочу научиться писать. Почему святая Пятница больше не приходит ко мне во сне?

– Все мы слуги греха, и многое знать нам не дано, – ответила ей монахиня. – Святая Пятница видит будущее, а мы его не видим.

Так что Филиппе оставалось только по-прежнему мысленно сочинять по ночам в постели одно и то же письмо своему изгнанному любовнику. Письмо это было об Адаме и Еве, то есть о Филиппе и ее бесценном красавце, который, тоже неграмотный, скитался по свету с кольцом в носу.

– Нет! – воскликнул с порога Прелюб Авранезович, сын Челядина и брат Филиппы, который, вернувшись с войны, как раз в этот момент появился в дверях и как будто прочитал мысли своей сестры. Его неожиданное возвращение перепугало и Филиппу, и отца. Прошло полтора года с тех пор как Прелюб отправился наемником в Валахию, и вот теперь он вернулся весь в ранах, совсем непохожий на того, каким был, когда его провожали на войну. Где-то в Трансильвании его изрубили саблями, и теперь отец и сестра не знали, вернулся ли он домой вампиром или живым человеком. С ужасом поглядывая на него, заварили ему чай из боярышника, а Скоромник (так его прозвали монахи из местного монастыря за то, что он никогда не постился) уселся под полку с горшками, горячий, высохший, как кизиловая палка, с изуродованным глазом. Сидит и слушает огонь в очаге. Считалось, что он понимает язык огня. Так же, как некоторые люди распространяют вокруг себя запах, он распространял страх. Неожиданно Скоромник испустил свист длиной в пять аршин и заговорил: