Дилетант - Наталия Левитина

Рядом с генералом-автомобилеманом сидел крупный чиновник из Министерства финансов, настолько крупный, что одна закорючка в его факсимиле оценивалась дороже отличного участка земли на Флоридском полуострове.

Вероятно, мысли обоих мужчин были основательно чем-то заняты, так как пиликанье сотового телефона заставило их вздрогнуть.

— Мой, — сказал чиновник, раскладывая на ладони «сотку». — Алло?

— Пашуля, это я, — сладко заворковала трубка голосом жены. — Ты можешь говорить?

— Если недолго, — сухо предупредил Пашуля, уже не раз пострадавший от уникальной словоохотливости своей супруги Софьи Степановны. — Что-то случилось?

— Да. Вообрази, Пашуля, приходит ко мне сегодня маникюрша, ну ты знаешь, Марьяна, видел ее, не помнишь? Такая не очень симпатичная, тощая…

— И что? — Министерский чиновник пару раз видел Марьяну, и если бы его попросили рассортировать знакомых женщин по степени их привлекательности (в порядке убывания), то Марьяна заняла бы третье место, а Соня — сто пятнадцатое. — Прошу тебя, пожалуйста, короче. У меня сейчас начнется совещание.

— Да-да-да, Пашенька, я быстро. У этой Марьяны какая-то подруга, а у той еще одна, а у подруги подруги — какая-то знакомая, да, ты еще не запутался, котик, и, значит, эта дальняя подруга познакомилась с парнем и отправилась с ним куда-то заняться любовью. Проститутка, очевидно. Ну и, наверное, порылась в сумке. А в сумке нашла пистолет и фотографию Василя Подопригоры. И вместо того чтобы бежать докладывать куда надо, час висела на телефоне, сообщала всему Киеву, как чудесно она провела время с киллером!

— Соня, все, все, у меня начинается совещание! — отрезал чиновник.

— А Подопригору-то вчера убили! Я только что смотрела по телевизору!

— В отличие от тебя, мне сообщили об этом в шесть утра, — вяло усмехнулся чиновник. — Все, отбой, мне некогда слушать байки про девиц, которым нравятся киллеры.

— Вернешься поздно? — успела крикнуть Соня.

— Как обычно. Пока.

Слышимость была такая отличная, что все Софьины вопли стали достоянием гласности. Генерал нахмурил брови. На минуту в салоне автомобиля повисла неприятная пауза.

— Я рассчитывал, ты поручишь дело профессионалу, — недовольным тоном сказал наконец военный.

Чиновник Паша молчал.

— Исполнителей убрать, — отрубил генерал. — Не выношу дилетантов.

— А что с девчонкой? — удрученно спросил чиновник. — С Марьяной? Ее тоже?

— Смысл?

Остаток дороги они провели в скорбном молчании и расстались в высшей степени недовольные друг другом.

Вадим удостоился звания дилетанта из-за того, что поставил сложную, многоуровневую операцию в зависимость от своей сиюминутной прихоти и фантастического бюста незнакомой девчонки с Крещатика. Но чутье и инстинкт самосохранения были у него звериные и вполне профессиональные.

За пару кварталов до условленного места Видим ощутил неприятный холодок вдоль спины. Будь он тигром (или скорее гиеной), шерсть на загривке встала бы сейчас дыбом.

А дублер ничего не чувствовал. Он беззаботно вел серую «восьмерку», улыбаясь и балагуря, пребывая в чудесном настроении из-за близости встречи с основной частью гонорара. Хотя в проведенной операции ему отвели роль дублера и основные телодвижения в смертельном танце под названием «Заказное убийство» исполнил Вадим, второму номеру полагалось неплохое вознаграждение.

— Заберем деньги. Куда тебя потом подбросить? — обернулся дублер к Вадиму.

— Пока не знаю. Рули, рули.

— Ты что нос повесил, а?

— Живот крутит. Тормозни возле аптеки, ладно?

— Слушай, опоздаем.

— Умру сейчас. Вон аптека.

Для убедительности Вадим согнулся пополам и уткнулся носом в колени.

— Слушай, что же делать? — заволновался дублер. — Может, тебе не аптека нужна, а общественный туалет? Так плохо, да? Нас ждут ровно в семь.

— Можешь не останавливаться, я уже труп.

— Не шути так. Что же делать, а? Ладно. Давай, корешок, вываливайся.

Вадим, зеленый от лицедейского перенапряжения, вышел у аптеки. Дублер критически посмотрел на сгорбленного товарища.

— Как тебя прихватило, а! Слушай, я проскочу? Разведаю обстановку. Тут уже недалеко. Ладно?

— Давай, — с трудом прохрюкал Вадим. — Я тебя тут подожду.

Дублер с сомнением оглядел зеленый полутруп, очевидно не надеясь увидеть уже Вадима живым, хлопнул дверцей и отъехал.

Вадим подождал, пока машина завернула за угол, перешел на другую улицу и поймал частника. Неновый белый «фольксваген» за пятнадцать минут довез его до окраины города к уединенному кафе «Баркентина». С террасы хорошо просматривалась маленькая дубовая роща невдалеке.

Вадим, только что умиравший от приступа язвы, гастрита и рака желудка в комплексе, взял себе бутылку ледяного пива, четыре сосиски с кетчупом на одноразовой пластмассовой тарелке и занял столик под красным зонтом-мухомором. Через несколько минут он увидел, как серая «восьмерка» въехала в дубовую рощицу. За ней вскоре проследовал знакомый Вадиму по предыдущим контактам «опель» цвета синий металлик.

Четвертая сосиска ушла с трудом. Вероятно, он все же немного волновался.

— Странное дело, — обернулась к нем$(старушка в бейсболке, веселенькой маечке и штанах из камуфляжной ткани. Она говорила с легким акцентом. — Вы видели, как взмыли птицы над тем леском?

— Каким леском? — удивился Вадим, приканчивая бутылку.

— Над той рощицей.

— А… Не видел. А что?

— Так резко. И беспокойно. Словно там что-то произошло.

— Что там может произойти, — равнодушно пожал плечами Вадим. — Хорошее пиво. — Он отодвинул пустую бутылку.

Военизированная старушка напряженно вглядывалась в даль.

— И все же там что-то произошло. Мне кажется, я слышала выстрелы.

Синий «опель» появился на дороге и двинул к городу, набирая скорость.

— Хотите проверить? — усмехнулся Вадим.

Старушка посмотрела на него строго и серьезно:

— Вы, молодой человек, очевидно, на глазок поставили диагноз: семьдесят пять лет. И не ошиблись. Но затем поставили второй: старческий маразм. И были совершенно не правы. Я ничего не хочу проверять.

— И это очень правильно, — кивнул Вадим. — Птицы, рощи, выстрелы… Какая нам разница?

Бублик сидел на краю большой двуспальной кровати и смотрел, как Маша собирает дорожную сумку «Адидас». Нельзя сказать, что сердце у него разрывалось на части в преддверии расставания, но некоторая меланхоличность озаряла зеленые, как и у хозяйки, глаза кота.