История книгоиздания в Европе. Пять веков от первого печатного станка до современных технологий - Зигфрид Генрих Штейнберг

Победа антиквы над ее готическим соперником в основном объясняется предпринимательским гением печатника Альда Мануция. Правда, его поддерживала мощная традиция, в которой воспитывались его самые влиятельные клиенты еще с дней флорентийских гуманистов Колюччо Салютати и Никколо Никколи. Они ввели тот принцип, что надлежащим средством для передачи древних текстов является littera antiqua.

Поэтому вполне естественно, что шрифт самой первой книги, отпечатанной в Италии, был больше похож на «округлый почерк» ренессансных писцов, нежели на «готическую» текстуру майнцских печатников, ибо это был классический текст «Об ораторе» Цицерона, напечатанный Свейнхеймом и Паннарцем в Субьяко в 1465 году. Аналогичным образом первопечатники Франции использовали гарнитуру антиква, ибо их заказчики, два профессора из Сорбонны, хотели использовать печатный станок в деле распространения гуманизма, и первым текстом, напечатанным в Париже (1470), было наставление в искусстве изящной словесности на латыни – Epistolarum libri, «Письмовники», Гаспарино да Барцицца. Округлый шрифт Свейнхейма и Паннарца в слегка видоизмененной форме, которую ей придал римский печатник Ульрих Хан, долгое время пользовался благоволением римских типографов, пока этот прямой римский шрифт немецкого печатника не был вытеснен венецианским римским шрифтом француза Николя Жансона. Он был, однако, достаточно красив, чтобы сэр Джон Хорнби, взыскательный типограф, возродил его для своей типографии Ashendene Press в 1902 году.

Жансон, один из великих шрифтовиков всех времен, тоже вырезал свою римскую гарнитуру для публикации «римского» текста – Epistulae ad Brutum, «Письма к Бруту», Цицерона (1470). Николя Жансон, родившийся около 1420 года в Сомвуаре возле Труа, по профессии был гравером и чеканщиком, и, по слухам, король Карл VII послал его в Майнц, чтобы разведать новый секрет печати – один из первых примеров промышленного шпионажа. По всей видимости, он действительно выучился типографскому делу в Германии, вероятно в Майнце, а затем обосновался в Венеции незадолго до 1470 года; во всяком случае, он был первым не немецким печатником, который нам известен. Мы уже не разделяем чрезмерного энтузиазма Уильяма Морриса, утверждавшего, что «Жансон довел развитие римского шрифта до предельного совершенства», но сила и благородство этого первого истинного римского шрифта сразу же установили высочайший стандарт для всех последующих римских гарнитур. Однако сам Жансон позднее вернулся к готическим шрифтам, и по крайней мере печатную продукцию на местных языках какое-то время даже в Италии и Франции продолжали набирать не антиквой, а другими шрифтами. Готический курсив, так называемый lettre batarde, созданный в Париже в 1476 году, несколько десятков лет оставался шрифтом, которым обычно набирали французские тексты.

Перемены произошли благодаря публикациям Альда Мануция. Ему чрезвычайно повезло с находкой художника-шрифтовика Франческо Гриффо из Болоньи. Прежде всего, Гриффо представил ему новую гарнитуру, которая не пришла в голову Жансону. Она основана на cancelleresca cor-siva папской канцелярии, которую гуманисты переняли в качестве своего неофициального письма, а позднее она получила название италического или курсивного. Как в рукописных текстах, так и в печатных она оказалась идеальным компаньоном для формального римского шрифта. Гриффо также вырезал несколько гарнитур последнего, и особо их выделяет то, что Гриффо искал образец за рамками письма гуманистов (которые перепутали каролингское письмо с продуктом классической эры) – в буквах из надписей времен императорского Рима. Самые годные римские гарнитуры Гриффо – это первая, которая была впервые использована в издании De Aetna, «Об Этне», Пьетро Бембо, 1495 год, и третья, которой напечатана любопытная Hypnerotomachia Poliphili, «Гипнэротомахия Полифила», в 1499 году. Оба эти шрифта продолжали очаровывать последующие поколения типографов от Симона де Колина и Робера Этьенна в XVI веке до ван Дейка и Гранжана в XVII веке, Каслона в XVIII и Стэнли Морисона в XX веке.

Но типографские качества гарнитур Гриффо едва ли смогли бы окончательно изгнать готические, как и римские, шрифты Жансона, если бы они не имели покровительства величайшего издателя того времени. Альд Мануций выбрал курсив Гриффо для своей популярной серии классических авторов, но не за красоту, а потому, что она удовлетворяла его коммерческим соображениям – тем, что ее знаки были компактные и узкие и, таким образом, позволяли наиболее экономично использовать печатную площадь.

При такой поддержке международной репутации печатника-издателя Альда Мануция отныне не осталось сомнений, что антикве суждено стать самым типичным европейским шрифтом. Поскольку в XVI веке Франция переняла у Италии ведущее положение в типографском искусстве, важную роль сыграло то, что французские печатники в скором времени перешли на шрифты по типу шрифтов Альда Мануция даже в издании часословов и других молитвенных и богослужебных книг, в которых дольше всего держалась средневековая текстура. Этот решительный шаг сделали Тильман Кервер и Жоффруа Тори, первый в качестве опыта, а второй – принципиально.

Венцом творений Тори в качестве профессионального печатника стал первый в мире трактат по теории создания шрифтов-Champ fleury, «Цветущий луг» (1529). От Франциска I автор получил титул imprimeur du roi – королевского печатника (1530). Тори также отстаивал использование надбуквенных штрихов, апострофа и седили во французском книгопечатании, писал неплохие стихи и прекрасно переводил с греческого, а также – и это не мельчайшая из его заслуг – был учителем Клода Гарамона.

Клод Гарамон (1480—1561) первым ограничился разработкой, резьбой и литьем шрифтов – все это прежде входило в обучение и профессию печатника. Сам Гарамон не был печатником, но с 1531 года создал ряд римских гарнитур (которые ему заказала и впервые применила издательская фирма Этьенна), которые оказывали влияние на стиль французской типографики вплоть до конца XVIII века.

Последнее усилие по созданию подлинно «новой» гарнитуры, которая бы заняла место римской и италики, предпринял Робер Гранжон. Он, сын парижского печатника, сам был и пуансонистом, и литейщиком, и печатником, и издателем в одном лице. С 1556 по 1562 год он жил в Лионе и уже успел снабдить разнообразными гарнитурами лионского печатника де Турна. Для собственной фирмы Гранжон в 1557 году разработал особую гарнитуру под названием Civilite, которая, по его задумке, должна была стать национальным шрифтом Франции. Это была адаптация готического курсивного письма, получившая свое имя оттого, что ее часто использовали в заголовках книг для детей, например de Civilite Puerile (о детских приличиях). Но к тому моменту италика Гриффо слишком уж прочно укоренилась в привычках печатников и читателей, чтобы пропустить соперника в качестве вспомогательной гарнитуры типа антиквы. Более того, идея «национального» шрифта шла вразрез со всем развитием печати как способа международной коммуникации. Хотя Civilite сохранила свое место в подборках шрифтовых образцов французских, голландских и немецких печатников еще более чем на 200 лет, она так и не стала применяться в качестве повседневного шрифта. Ибо, Civilite Гранжона, неожиданно для создателя, явилось первой гарнитурой, превосходно подходящей для разнообразной мелкой коммерческой продукции, например циркуляров, высококлассной рекламы и тому подобного, – не соперником, а ценным дополнением к обычным книжным шрифтам.