История книгоиздания в Европе. Пять веков от первого печатного станка до современных технологий - Зигфрид Генрих Штейнберг

К моменту смерти Альда Мануция (1515) Германия уже встала на путь к собственному типографскому стилю. Около 1510 года аугсбургский печатник Иоганн Шёншпергер создал несколько гарнитур с начертанием, основанным на стиле писарей имперской канцелярии. Десять лет спустя, около 1520—1522 годов, эта протофрактура была упорядочена и приняла свою окончательную форму в руках нюрнбергского каллиграфа Иоганна Нойдёрфера (1497—1563) и нюрнбергского пуансониста Иеронима Андреэ. Фрактуре суждено было оставаться типичным немецким шрифтом еще 400 лет.

Фрактура Нойдёрфера сменила шрифт швабахер, который с 1480 по 1530 год был самым популярным шрифтом немецких печатников. Или, вернее сказать, фрактура оттеснила швабахер на второе место своего рода курсива рядом с доминирующей гарнитурой. Но швабахер, хотя и более округлый и открытый, чем фрактура, в целом так мало отличается от нее, что его нельзя считать самостоятельным вспомогательным шрифтом. Этот недостаток и является одной из причин, почему фрактура так сильно уступает антикве. Кроме того, у фрактуры нет малых прописных, а ее собственные прописные нельзя составить таким образом, чтобы получить читабельное слово.

Первоначальная причина того, что готические шрифты преобладали в Германии, а также скандинавских и славянских странах, находившихся от нее в культурной зависимости, возможно, состоит в том, что в Германии теологические сочинения преобладали над гуманистическими. Сначала этому способствовали строго томистические учения Кёльна, а позднее – лютеранская теология Виттенберга, двух университетских городов, которые в то же время были оживленными центрами печати.

Однако представляется, что негерманские тексты, как классические, так и современные, всегда набирались антиквой; и вплоть до конца XVIII века «иностранные слова» (Fremdworter) часто набирались ею, даже если для всех остальных использовался готический шрифт.

Ввиду того что печать с помощью подвижных литер была изобретена в Германии и впервые появилась в немецком городе Майнце, неудивительно, что первые мастера нового искусства во всех странах Европы и даже некоторых частях Нового Света по национальности были немцами. Изобретение Гутенберга без преувеличения можно назвать самым важным даром Германии цивилизации. Но совершенно иное дело – превозносить распространение печати под маркой «истинно мирного проникновения германского ума в Западную Европу», что стало любимой темой немецких историков.

В действительности же тех печатников, которые начиная примерно с 1460 года отправлялись по дорогам и весям из Майнца, мало заботила германская культура. Это были ремесленники и деловые люди; они хотели заработать на жизнь и охотно приспосабливались сами и приспосабливали свое искусство к условиям международной торговли. До тех пор, пока печатная литература прочно не укоренилась как товар повседневного спроса, точнее, до первой половины XVI века, география места, где обустроились печатники, в буквальном смысле слова совпадала с географией мест, где могла бы открыть свой филиал какая-либо коммерческая фирма.

Совершенно бессмысленно перечислять десятки захолустных городишек в Абруцци или Савойе, которые могут похвастаться одним или, может быть, даже двумя ранними печатными станками, или прослеживать путь этих бродячих печатников в их поисках покровителей и клиентов. Сколь бы захватывающим ни казалось погружение в историю отдельных из этих мастеров и их продукции для интересующихся темой инкунабул, но история книгопечатания слишком тесно связана с историей «большого бизнеса», чтобы останавливать взгляд более чем на одном из числа этой мелкой рыбешки. Не считая высокого качества его работы, карьера Иоганна Ноймайстера из Майнца типична для многих его коллег. Возможно, Ноймайстер был учеником самого Гутенберга, и некий ученый-гуманист пригласил его поработать в Фолиньо, где он отпечатал первое издание «Божественной комедии» Данте в 1472 году; затем он вернулся в Майнц, позднее открыл типографию в Альби в Лангедоке, и, наконец, кардинал д’Амбуаз вызвал его в Лион, где он отпечатал великолепный Missale secundum usum Lugduni, «Лионский миссал» (1487).

Отдельных покровителей, однако, было недостаточно, чтобы гарантировать печатнику средства к существованию и обеспечить стабильную продажу его книг. С самого начала печатник (который, надо помнить, был своим собственным издателем и книготорговцем) стоял перед альтернативой, не изменившейся с тех пор: либо основать свое дело на поддержке организованных институтов, либо положиться на довольно устойчивый рынок грамотных людей, постоянных и состоятельных клиентов, любящих и покупающих книги. Официальную поддержку и прежде, и сейчас предоставляют в основном власти, церкви и школы; частное покровительство – образованный городской средний класс.

Аристократы, которые в последующие века будут создавать свои роскошные книжные собрания, причем большинство из них в конечном счете найдет свой последний приют в публичных библиотеках, встретили новое изобретение без особого энтузиазма, если не с откровенным осуждением. В то время, около 1490 года, большинство знатоков разделяло отношение герцога Урбино Федериго, о чем нам рассказывает Веспасиано да Бистиччи. В блестящей коллекции герцога «все книги были превосходного качества и писаны пером; если б там нашлась хоть единая печатная книга, она устыдилась такого соседства».

Таким образом, в первую очередь печатники искали себе клиентов среди людей со скромными средствами, которые не могли позволить себе особенно придираться к внешнему виду необходимых принадлежностей их профессии. Это были скорее переплетчики, чем печатники, кому удалось преодолеть презрительность надменных книголюбов, и те все-таки впустили печатные книги в свои величественные книжные шкафы; и вплоть до настоящего момента роскошь высококачественных переплетов часто контрастирует с на редкость плохим качеством печати и малой ценностью содержания.

Вполне в русле хорошо организованной и всемирной сети международной торговли конца Средних веков печать распространялась отнюдь не расширяющимися кругами из Майнца по Южной Германии, Центральной Европе и вплоть до окраин известного тогда мира. Напротив, легкость хорошо налаженных коммуникаций, охватывавших весь континент, позволила печатникам сразу же добраться до тех мест, которые предлагали самые блестящие перспективы, иначе говоря, до процветающих центров международной торговли. Так и случилось, что печатные станки быстро друг за другом появились в Кёльне (1464), Базеле (1466), Риме (1467), Венеции (1469), Париже, Нюрнберге, Утрехте (1470), Милане, Неаполе, Флоренции (1471), Аугсбурге (1472), Лионе, Валенсии, Будапеште (1473), Кракове, Брюгге (1474), Любеке, Бреслау (1475), Вестминстере, Ростоке (1476), Женеве, Палермо, Мессине (1478), Лондоне (1480), Антверпене, Лейпциге (1481), Оденсе (1482), Стокгольме (1483). Университетские города как таковые не привлекали печатников: ученость и усердие не заменяют живой наличности. Кёльн, Базель, Париж, Валенсия, Севилья и Неаполь тянули их, как магниты, поскольку это были процветающие торговые, финансовые и транспортные центры с резиденциями светских и церковных властей.