Легенды о проклятых 3. Обреченные - Ульяна Соболева
Шрифт:
Интервал:
— Не тебе меня учить, что и чего стоит.
— Он придет сюда и сожжет храм. Он не человек… Поймите вы. Он — тварь из самой Преисподней. Люди, — парень захлебнулся собственной кровью и схватил Даната за обе ноги, — люди говорят, что он волком оборачивается…он слуга Саанана…он убьет нас всех.
Данату было плевать на то, что произойдет со всеми, и если грядет апокалипсис, то жалкие идиоты сами в этом и виноваты.
— Дай-те…дай-те мне противоядие.
— У меня нет противоядия. Валлассар тебя обманул.
— О…мой…Иллин…Тог-да…помолитесь обо мне. Помолитесь о моей душе.
— Иллину нет дела до продажного наемника, который пришел сюда, лишь потому что надеялся выжить. Пришел, чтобы заставить меня предать свой народ.
Астрель пошел к двери, но гонец полз следом, пытаясь схватить его за сутану.
— Отпустите мне грехи, Ваша Святость. Умоляюююю.
Астрель отвернулся и пошел прочь от харкающего кровью гонца.
— Будьте вы прокляты…он говорил…говорил, что никто не станет…молиться обо мне. Саанан живет в этих стенах, и нет здесь Иллина. Вы — слуга Саанана. Чтоб вам гореть в огненной бездне-е-е.
Данат даже не обернулся, он лишь услышал, как за ним со скрипом закрылись огромные двери залы Храма.
* * *
Он смотрел на заснеженную пустыню из окна самой высокой башни храма. Больше всего его волновала сейчас собственная шкура, и он прикидывал, каким образом можно не отдать шеану валлассару и в то же время избежать нападения и уберечься от нашествия нечисти Саананской с севера. И видел лишь один выход — красноволосую шлюху сжечь на костре и отдать храм варварам. Здесь давно не живет Иллин, это место стало рассадником порока и грехов. И всех постигнет кара Всевышнего. Но он принял это решение после того, как вышел из кельи упрямой гадины, посмевшей плюнуть ему в лицо своей грязной слюной. Он так и видел перед глазами ее бледное до синевы лицо со вздернутым подбородком и чувственными искусанными губами, скривленными в презрительной усмешке. Словно это не она стоит перед Данатом в дырявой рясе, под которой угадываются ее сочные формы, а он, Верховный Астрель, ползает в ее ногах и просит милостыню. В какой-то мере так и было. Когда он вошел в келью ниады и повесил на стену факел, его трясло от предвкушения и какого-то еденького страха, на что он способен ради этой женщины. Если бы она согласилась на его предложение…он бы отрекся даже от сана и бежал с ней за сумеречный лес, в северные земли в поместье дес Варшасов. Он бы воздвиг для нее храм прямо там и молился, и преклонялся только ей — женщине, подарившей ему наслаждение.
— Вы отречетесь от сана ради меня?
Ее голос звонко звенел под низким потолком кельи, в которой, казалось, было невыносимо душно, несмотря на холод и пар, вырывающийся изо рта ниады. Рядом с этой шеаной ему всегда становилось нечем дышать.
— Я готов ради вас на все что угодно.
Кривая усмешка, так напомнившая Данату Ода Первого и исчезнувшая так же быстро, как и появилась. Как же она красива, эта дрянь. Красива до такой степени, что рядом с ней все меркнет, бледнеет и теряет свои краски. Ее лицо и широко распахнутые, полные загадочной бирюзовой тьмы глаза смотрят на Даната, и у того мурашки ползут по коже.
— Не говорите так, Верховный Астрель. Не нужно лгать прямо в Храме. Не к лицу это такому высокопоставленному священнослужителю. Вы готовы на все что угодно не ради меня, а ради себя.
— Я спасу вас. Я дарую вам свободу от всего, что сковывало вас раньше. Я избавлю вас от клейма.
Она расхохоталась, а он весь внутреннее сжался, словно скукожился до карликовых размеров.
— На мне нет клейма — оно срезано Рейном дас Даалом. На мне теперь стоит его клеймо. И я знаю, что он идет сюда за мной. Поэтому вы решили бежать. И если бы вы были готовы ради меня на все, вы бы отдали меня ему, потому что только этого я и желаю. Но вы этого не сделаете, ведь это оскорбит ваши принципы и религиозные чувства. Отречение от сана — нет, грехопадение со мной, если бы я избавилась от тошноты, которую вызывает лишь ваш запах, и отдалась вам — об этом вы мечтаете, а вот то, что я уже не принадлежу ни вашему Иллину, ни вам — это оскорбительно.
По мере того, как она говорила, его охватывал огонь ярости от которого начало трясти все тело. Презренная шлюха. Да кем она себя возомнила?
— Вы живы лишь потому, что я так решил.
И снова хохот, а ему хочется сомкнуть руки на ее шее…но он помнит, как больно жжет яд ниады. На его пальцах все еще есть шрамы от ожогов.
— Я не жива, я мертва. Я умерла вместе с моим мальчиком, которого вы отняли у меня и даже не дали попрощаться с телом.
— На то была воля Иллина.
— Иллина, от которого вы готовы отречься ради мерзостей со мной?
— А с валлассаром это не было мерзостями? Я тебя уничтожу.
— Ты никто, чтобы уничтожить веларию Лассара. Ты не имеешь права вынести мне приговор без согласия моего отца.
— У меня есть его приказ, подписанный им лично, казнить каждую, кого заподозрю в колдовстве и пособничестве валлассарам — подданным Саанана. Там нет исключений.
— Думаешь, отец не узнает об этом и не покарает того, кто посмел тронуть его дочь?
— Я сожгу тебя, а потом спалю этот город… — сделал шаг к молодой женщине, влекомый какой-то невиданной силой, ощущая напряжение в паху и острое возбуждение лишь от мысли, что мог бы коснуться ее хотя бы в перчатках. — но если бы ты согласилась…если бы…
— Лучше сгореть на костре, чем вдыхать зловоние твоего дыхания и твоих слов. Из-за таких, как ты, грош цена вере человеческой…кто такой сам Иллин, если самый преданный слуга его лишь презренный, похотливый рукоблудник и предатель, а земля не пылает под ним, и праведный гнев Всевышнего не обрушил на него меч правосудия.
Она говорила так звонко, что каждое ее слово отдавало резонансом в висках и заставляло сердце Даната глухо биться в груди, истекая ядом.
— И сгоришь. Сгоришь как шлюха валлассара проклятого. Как шеана, приспешница Саанана.
— Лучше гореть на костре шлюхой валлассарской и ведьмой, чем быть невестой лживого бога, в которого не верит даже его верховный астрель.
* * *
Данат смотрел вниз на заснеженную ночным ураганом площадь с высоты башни огромная территория храма казалась ему маленькой и какой-то жалкой. А когда-то он счел это место величественным и особенным в своей царственной красоте. Верховный астрель позвал к себе тогда еще юного Нета дес Варшаса перед посвящением в лоно святой Астры именно здесь, в этой башне и именно зимой. Астрель помнил ту страшную ночь, когда его собственный отец привез жертву — своего предпоследнего сына в обмен на благословение Астреля Каландра Второго и вручения дес Варшасу ключей от Наргаса вместе со свитком полномочий, подписанным отцом Ода Первого собственноручно. Жизнь сына в обмен на власть в одной из жалких провинций Лассара, покровительство велиара и возможности присутствовать при дворе. Кто-нибудь знает, как принимают в астрели тех, кто не был предназначен для служения с детства и не прошел святой обряд посвящения в бесплотных и чистых мужей Астры? Данату никто об этом не рассказывал, что его ждет в первый же день прибытия в Храм, если бы рассказали, он бы от страха обмочил штаны и, скорее, удрал бы из родного дома, чем добровольно позволил с собой сделать то, что с ним сделали низшие астрели. Еще в младенчестве будущим астрелям зашивали крайнюю плоть, прорезали дырку для мочеиспускания сбоку, вставив туда тонкую трубку и подрезали семенные каналы. Ее извлекали лишь тогда, когда все заживало. Считалось, что сшитая плоть не дает астрелям испытывать сексуальное возбуждение и избавляет их от греха рукоблудства. Для семинедельного младенца данная процедура хоть и была болезненной, но проходила довольно быстро и практически не влекла за собой последствий, а вот для четырнадцатилетнего юноши это стало кошмарной пыткой, так как данная процедура была не только болезненной, но и протекала на всеобщем обозрении.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!