День муравья - Бернард Вербер

— Кто первый прибыл сюда?

— Инспектор Каюзак.

— Эмиль Каюзак? Где он? А, внизу… Хорошо, передайте ему, пусть поднимется ко мне.

Молодой полицейский пребывал в нерешительности:

— Комиссар… Там журналистка из «Воскресного эха», она говорит…

— Что она там говорит? Нет! Сейчас никаких журналистов! Приведите ко мне Эмиля.

Мелье зашагал взад-вперед по гостиной, склонился к Себастьену Сальта. Приблизившись почти вплотную, он вглядывался в искаженное лицо с вылезшими из орбит глазами, высоко вскинутыми бровями, раздутыми ноздрями, широко раскрытым ртом и вывалившимся языком. Он даже разглядел зубные протезы с остатками последней трапезы. Похоже, он жевал арахис с изюмом.

Мелье повернулся к телам двух других братьев. У Пьера глаза тоже вытаращены, рот разинут. А кожа под застывшим воском покрыта мурашками. Что до Антуана, то и его лицо тоже было искажено гримасой ужаса.

Вынув из кармана световую лупу, комиссар внимательно вглядывался в кожный покров Себастьена Сальта. Волоски прямые, как колья. Тоже весь покрыт мурашками.

Перед Мелье появилась знакомая фигура. Инспектор Эмиль Каюзак. Сорок лет успешной и безупречной службы в Криминальной бригаде Фонтенбло. Седеющие виски, остроконечные усы, умиротворяющий животик. Каюзак — человек спокойный, он занимает достойное место в обществе. Его единственное желание — мирно, без особых волнений дотянуть до пенсии.

— Эмиль, так это ты прибыл сюда первым?

— Так точно.

— И что обнаружил?

— Да то же, что и ты. Я сразу приказал залить трупы воском.

— Это правильно. Что ты обо всем этом думаешь?

— Ни ран, ни отпечатков, ни орудия преступления, никакой возможности войти и выйти… Дело ясное, что дело темное, это как раз для тебя!

— Спасибо.

Комиссар Жак Мелье был молод — ему только-только исполнилось тридцать два года, — но у него уже была репутация опытного сыщика. Он не ограничивался формальными методами и умел найти особый подход к самым запутанным делам.

Получив фундаментальное образование в области естественных наук, Жак Мелье отказался от блестящей карьеры ученого и обратился к своей единственной страсти — расследованию преступлений. Первым толчком к путешествию в эту страну вопросительных знаков были книги. Он упивался детективами. Он проглотил описания полицейских расследований за три тысячи лет: от Судьи Ти до Шерлока Холмса, не забывая про Эркюля Пуаро, Дюпена и Рика Декарда.

Идеальное преступление было для него Граалем: многие к нему приближались, но никому не удалось дойти до конца. Для углубления знаний он записался в Парижский институт криминалистики. Там он впервые вскрыл свежий труп (и впервые упал в обморок). Там он научился шпилькой вскрывать замки, делать бомбу в домашних условиях, а также обезвреживать ее. Изучил тысячи вариантов смерти, свойственных роду человеческому.

Однако изучаемый материал казался ему недостаточным, и это разочаровывало. Известны были только те преступники, которых поймали. То есть идиоты. О других, умных, ничего не было известно, ведь они так и остались не пойманными. Может, один из этих, избежавших наказания все-таки умудрился совершить идеальное преступление?

Единственный способ выяснить это — пойти служить в полицию и выйти на охоту самому. Что и было сделано. Без особого труда он поднимался по служебной лестнице. Его первым успешным делом был арест собственного преподавателя по обезвреживанию бомб — это было хорошим прикрытием для главы террористической группы!

Комиссар Мелье осматривал гостиную, не пропуская ни одной мелочи. Наконец его взгляд остановился на потолке.

— Скажи-ка, Эмиль, когда ты вошел, здесь мухи были?

Инспектор ответил, что не обратил на это внимания. Когда он пришел, двери и окна были закрыты, но потом окна открыли, а мухи, если они и были, то за это время могли и улететь.

— А что, это так важно? — забеспокоился он.

— Да. То есть не очень. Скажем так, жаль. У тебя есть досье на погибших?

Из сумки, которую он обычно носил через плечо, Каюзак достал папку. Комиссар просмотрел ее.

— Что ты об этом думаешь?

— Есть кое-что интересное… Все братья Сальта по профессии были химиками, но один из них, Себастьен, был не так безобиден, как может показаться на первый взгляд. Он вел двойную жизнь.

— Ну-ка, ну-ка…

— Этот Сальта был одержимым игроком. Его коньком был покер. У него даже прозвище было «гигант покера». Не только из-за его роста: он еще делал бешеные ставки. Совсем недавно он много проиграл. Оказался по уши в долгах. Для него был единственный способ выбраться — увеличивать ставки.

— Откуда ты все это знаешь?

— Не так давно занимался игровой средой. Себастьен полностью прогорел. Ему, кажется, даже смертью угрожали, если в кратчайшие сроки он не расплатится.

Мелье задумался, даже жвачку перестал жевать.

— Значит, причина у Себастьена была…

Каюзак покачал головой.

— Думаешь, он опередил их и совершил самоубийство?

Комиссар пропустил вопрос мимо ушей и повернулся к двери:

— Она была закрыта изнутри, когда ты прибыл, верно?

— Точно.

— И окна тоже?

— Да, причем все!

Мелье снова принялся ожесточенно жевать жвачку.

— Ну и что тут, по-твоему, было? — спросил Каюзак.

— Самоубийство. Конечно, это может показаться слишком просто, но гипотеза самоубийства объясняет все. Чужих следов нет, потому что не было внешнего вторжения. Все произошло в закрытом помещении. Себастьен убил братьев и себя.

— Ну хорошо, а каким орудием?

Мелье прикрыл глаза, в поисках вдохновения. Потом он произнес:

— Это был яд. Мощный яд с замедленным действием. Типа цианида, помещенного в карамель. Карамель тает в желудке, высвобождая свое смертоносное содержимое. Это как химическая бомба замедленного действия. Ведь ты говоришь, он был химиком?

— Да, работал в Компании общей химии.

— Значит, Себастьену Сальта не составило бы труда изготовить такое орудие убийства.

Для Каюзака это прозвучало не совсем убедительно.

— Почему же тогда у них такие испуганные лица?

— Боль. Когда цианид попадает в желудок, это мучительно. В тысячу раз хуже язвы.

— Я могу понять, что Себастьен Сальта покончил с собой, — все еще с сомнением возразил Каюзак, — но зачем ему было убивать своих братьев, им-то ничего не грозило?

— Чтобы избавить их от банкротства. Давно известный человеческий рефлекс, увлечь на смерть всю семью. В Древнем Египте фараонов хоронили с женами, слугами, животными и мебелью. Одному туда отправляться страшно, вот и тащат за собой своих близких…