Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи

На протяжении всего обучения учителя постоянно говорили нам о первостепенном значении коллективной гармонии. Оригинальность не считалась добродетелью; нужно было приспосабливаться к норме, делать как все, растворяться в массе. Демонстрировать излишние способности не значило оказаться на хорошем счету. В таких условиях роль первой ученицы становилась чем-то шизофреническим. «Когда один кол в заборе выше остальных, его надо забить в землю или подпилить», — говорит японская пословица. Мне приходилось постоянно скрывать свою истинную натуру.

В семь с половиной лет мне поставили диагноз «близорукость». Мой отец носил очки; их пришлось носить и мне. Я бы предпочла контактные линзы, но врач был неумолим: я была еще слишком мала для этого.

Красная оправа детских очков уничтожала всю красоту глаз и ставила преграду в общении с другими детьми. Мое лицо лишилось всякого выражения. По сути, я была всего лишь ходячим мозгом.

Я носила короткую юбку на лямках, в то время как неожиданно нахлынула мода на мини-юбки в стиле Твигги: вельветовые, с широким поясом на заниженной талии, не доходившие до колен, выступающих над высокими лакированными сапожками. Я очень хотела одеваться как она, но юбок такого фасона для маленьких девочек не существовало. Лишь мой пуловер из джерси в коричнево-бирюзовую полоску был более-менее в стиле шестидесятых годов. Я прятала под него лямки от юбки и вместо белых носков носила темные обтягивающие гольфы, пытаясь хотя бы отчасти уподобиться «Тростинке», колышимой ветром.

Окружающие даже вообразить не могли, какое большое значение я придаю своей внешности — равно как и заподозрить во мне пристрастие к элегантности. Они хвалили мои оценки в дневнике, но никогда не говорили комплиментов по поводу моей внешности. По их мнению, я не имела права быть одновременно прилежной и кокетливой; это были несовместимые вещи.

Я даже не знала, была ли я уродлива или привлекательна. Когда я выходила из ванной, то видела в зеркале симпатичную девушку, но, когда надевала очки, черты лица сразу становились суровыми, и оно теряло весь свой шарм. Невозможно было понять, могу ли я нравиться.

Свою фрустрацию я компенсировала игрой воображения, развитого благодаря чтению.

Эта новая страсть захватила меня с открытием греческой мифологии. Я восхищалась божествами Олимпа с их влюбленностями, ревностью, непостоянством. Они потакали всем своим сердечным прихотям с невероятной легкостью. Еще не сознавая постоянно присутствующей во всех этих историях сексуальности, я воодушевленно изучала искусство соблазнения.

В восемь с половиной лет любовь все еще оставалась для меня абстракцией, когда появился прекрасный принц.

Это произошло с началом очередного музыкального поветрия. На «японском английском» новый жанр был окрещен group sounds — направление поп-музыки, заданное «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Новые группы называли себя по-английски «Тигры», «Пауки», «Ягуары»… Музыканты, в основном от семнадцати до двадцати двух лет, носили длинные волосы, иногда постриженные под горшок, как у Пола Маккартни, иногда лесенкой, как у Кейта Ричардса, и одевались по лондонской моде. Конечно, их внешний вид, заимствованный у западных поп-звезд, был немного карикатурным, но, сильные своей триумфальной молодостью, они совершили настоящую революцию в японских клубах, где до тех пор играли в основном музыку популярно-ретроградного стиля. Они вызвали у подростков настоящий взрыв страстей, и каждая новая пластинка становилась хитом.

«Стоунз» и «Битлз» были богами, недосягаемыми по определению, и нам приходилось довольствоваться их святыми. Но какими святыми! Эти апостолы с раскосыми глазами были безумно обаятельны; кроме того, мы понимали слова их песен, сопровождаемые рок-н-ролльной мелодией. Никогда я не видела настолько притягательных молодых людей. Я мечтала встречаться с кем-то из них, но была слишком мала, чтобы самостоятельно ходить на их концерты и поджидать у выхода из гримерки. Мне оставалось лишь смотреть на них в телевизионных хит-парадах. Я знала все группы, знала по имени каждого из музыкантов, их возраст, рост, отличительные особенности. Все они казались мне невероятно соблазнительными, но особенно я любила басиста «Ягуаров». Это не был один из тех эстрадных кумиров, обладавших вызывающей красотой, которыми девушки особенно увлекались. У него был свой собственный неподражаемый стиль, и он демонстрировал непринужденно-обаятельную манеру «плохого мальчишки». Каштановые волосы и длинные ресницы придавали ему экзотическое очарование. У него было смешанное происхождение: мать была японка, отец — латиноамериканец. Может быть, именно из-за этого он держался с такой заносчивостью? В те времена к евроазиатам относились как к бастардам, поскольку зачастую они рождались от союзов между «джи-ай»[3]и японками нестрогих правил. Но меня, напротив, притягивало наполовину западное происхождение юного басиста. Я завидовала его презренной крови, смешавшейся в результате запретной любви. Для меня он был словно отблеском далекого Запада. Вызов, светившийся в его взгляде, повергал меня в невероятное волнение. Сидя перед крошечным экраном, я терпеливо ждала того момента, когда его покажут крупным планом, пытаясь вызвать у себя иллюзорное ощущение, что он тоже меня видит.

Моя преподавательница, строгая и прямая как палка женщина лет пятидесяти, была совершенно нечувствительна к очарованию новых звезд, взошедших на музыкальном небосклоне. Она считала их длинные волосы негигиеничными, их песни — легкомысленными и вульгарными, и нам запрещалось приносить их фотографии с собой в школу.

До тех пор я ни разу не ослушалась своей наставницы. Для этого не было поводов, она постоянно меня хвалила, и ее требовательность была для меня абсолютным правилом. И вот я впервые нарушила ее приказ, а она об этом даже не знала. Да и как она могла вообразить, что образцовая ученица, умная и прилежная, позволит этим юным болванам вскружить себе голову! Она была в тысяче лье от подобного предположения.

Я не хотела ее разочаровывать. Но даже если я соглашалась уважать ее правила, она все равно не могла запретить мне думать о моем возлюбленном кумире. Я мечтала о волшебной встрече с ним, прекрасно сознавая, что это абсурд. Надежда случайно столкнуться с ним никогда не покидала меня, но мое инакомыслие оставалось тайной. Даже мама ни о чем не догадывалась.

В середине последнего года начальной школы на наш класс свалился новый ученик. Его звали Кентаро, он был из бедной семьи. Непочтительный смутьян, он над всеми смеялся и не признавал никаких авторитетов. Однако, несмотря на плачевную успеваемость, он был далеко не глуп. Он даже проявлял немалую изобретательность, когда нужно было довести кого-нибудь до белого каления.

О нем ходили слухи, что у него даже дома нет и что он «живет под мостом». В ту эпоху Токио еще пересекали многочисленные каналы. Постепенно эти старинные водные пути были засыпаны, но кое-где еще оставались пришвартованные барки, покачивающиеся среди стоячей воды, в которых жили бедняки.