Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи

— Хочешь выпить чего-нибудь?

Голос Жюльена донесся до меня из кухни, смежной с гостиной, куда он отправился кормить собаку. Я заметила, что он без всякого перехода стал называть меня на «ты».

— Правда, выбор небольшой: «Швеппс» или пиво…

Я выбрала последнюю оставшуюся бутылку сладкого газированного напитка. В холодильнике на самом деле больше ничего не было.

— Ты один здесь живешь?

— По большей части — да.

— Ты не женат?

С того момента, как увидела у него на пальце кольцо, я выжидала подходящий момент, чтобы задать этот вопрос.

— Уже нет.

И он одним глотком прикончил свое пиво.

Внезапно я ощутила всю двусмысленность этой непредвиденной ситуации. Мы были одни в квартире. Была ли это ловушка, которая уже захлопнулась? Не набросится ли он на меня? Что обычно происходит, если молодая женщина принимает приглашение зайти в гости к незнакомцу? Я абсолютно не ориентировалась во французских обычаях.

В семидесятые годы нравы в Японии были еще далеко не такими свободными, как на Западе. По-прежнему считалось необходимым сохранять невинность до брака, и свободные союзы были вызовом, равноценным публичным развратным действиям.

До тех пор пока молодые люди не вступали в брак, они жили с родителями — из-за жилищного кризиса. Лишь очень немногие из них имели возможность жить отдельно. Остальным приходилось снимать номер в лав-отеле — заведении, предназначенном для встреч неженатых пар или для адюльтеров. Часто менять партнеров в такой обстановке было трудно.

Демонстрация своих чувств на публике тоже не приветствовалась. Женщины должны были держаться на некотором расстоянии от мужчин. Я получила такое же воспитание, как и все мои сверстники, хотя, постепенно вырастая, начинала ненавидеть подобный менталитет.

Но Жюльен не сделал ни одного непристойного намека. Так что я могла прекратить постоянно напоминать себе о правилах поведения. Мой родной дом был далеко, никто за мной не присматривал, я была одна и полностью свободна.

Машина проехала вдоль Лувра, потом пересекла площадь Карусель. Величественные сооружения проплывали мимо меня, освещенные закатным солнцем. Я уже восхищалась этим пейзажем в ходе своих одиноких прогулок, но в этот вечер испытывала совсем иное чувство. Я больше не была ни туристкой, ни массивной зрительницей. Вместе с Жюльеном я находилась на сцене среди декораций этого живого театра.

Жюльен припарковал автомобиль возле Комеди-Франсез.

— Вот Пале-Ройяль.

— Я уже знаю.

— А ты бывала в саду в такое время?

Сад, окруженный длинными аркадами, был маленьким островком, изолированным от городской суеты. В его атмосфере было что-то нереальное, как на картинах Магритта.

Под одной из аркад я заметила террасу ресторана и столы под белыми скатертями, тщательно сервированные. Это место превосходило все, что я только могла вообразить; оно было еще более волшебным, чем квартира мадам Дюран. Жюльен пригласил меня туда и заказал два бокала шампанского.

У него сейчас был отпуск. Он немного работал дома, но ему не нужно было ездить ни в агентство, ни на стройплощадки.

— Ты всегда остаешься в Париже на лето?

— Я обожаю август в Париже, — ответил он. — В это время здесь прекрасная погода, и к тому же так спокойно. Все сейчас на Лазурном берегу, лежат вповалку на пляжах или стоят в пробках, а здесь можно делать все что захочешь — парковаться где угодно, получать любой столик в ресторане без предварительного заказа… Надо быть идиотом, чтобы упускать такие возможности! К тому же в кинотеатрах полно хороших фильмов.

В эту минуту Жюльен воплощал для меня образ совершенного парижанина — болтливого и насмешливого, одновременно галантного и дерзкого, игривого и серьезного, державшегося с небрежным изяществом героя полицейских фильмов шестидесятых годов.

Я от всей души наслаждалась моим первым французским обедом в таком прекрасном месте. Вопреки всем моим опасениям, у меня не возникло никаких трудностей в общении с Жюльеном наедине.

Когда принесли десерт, небо приобрело оттенок индиго, словно кто-то разлил синие чернила в воздухе. Уличные фонари рассеивали мягкий свет. Окутанная этой почти неземной безмятежностью, я словно грезила наяву.

Вскоре мы допили кофе. Сейчас мне уже казалось, что вечер пролетел слишком быстро. Но как было признаться Жюльену, что мне хочется подольше оставаться рядом с ним?

Он отвез меня домой. На обратном пути, занявшем очень короткое время, он казался полностью погруженным в свои мысли. Ночь словно впитала в себя его прежнюю радостную беззаботность.

Машина остановилась перед моим домом. В тот момент, когда мы уже собирались распрощаться, я вдруг поняла, что не знаю ни его фамилии, ни номера телефона. Он тоже не знал моих. Мы никогда больше не увидимся?

Я не знала, как поступить. Ситуация полностью поменялась: если в начале нашей встречи он уговаривал меня поехать с ним, то теперь я готова была просить его не исчезать!

— Спасибо за вечер, — просто сказала я.

— О, не за что! Это было удовольствие для меня.

Обычная французская формула вежливости. Что еще сказать после такой расхожей фразы? Мне оставалось лишь пожелать ему спокойной ночи и попрощаться. Но он неожиданно сказал:

— До скорого.

Я чуть не подпрыгнула.

— Мы еще увидимся?

— Если ты действительно захочешь!

Он с улыбкой взял мою руку и запечатлел на ней долгий поцелуй.

Ослепило ли меня появление Жюльена, как ослепляют того, кто долго находился в темноте, первые лучи света? Мог бы любой встреченный мужчина соблазнить меня, оказавшуюся в одиночестве в чужом городе? Нет, мне хочется верить, что судьба распорядилась так не случайно. Жюльен был не просто первым встречным. В его манере держать себя, разговаривать, двигаться, улыбаться, шутить для меня было что-то особенно трогательное.

Токио, 1967–1970

Подростковая пора наступила, как неожиданно пришедшая весна. Словно почки, появились прыщи, а вместе с ними — неведомая доселе энергия, пронизывающая мое тело.

В Японии школьный год начинается в апреле, в пору цветения сакуры. В этом году с муниципальной школой было покончено. В двенадцать лет меня приняли в престижный частный колледж Поступить туда было непростым делом даже для первой ученицы в классе, которой я все еще оставалась. Лучшие ученики со всего Токио принимали участие в отборочном конкурсе. Мне пришлось посвятить три последних года начальной школы подготовке к экзаменам.

В нашем квартале жил один университетский преподаватель-пенсионер, который дополнительно занимался с юными кандидатами на поступление в престижные колледжи. Для того чтобы пройти конкурс, недостаточно было изучить школьную программу — требовались углубленные знания по истории и географии и серьезные математические способности. Мне очень нравилась почти медитативная сосредоточенность, необходимая для решения арифметических задач. Это была моя сильная сторона — в быстроте расчетов я не знала себе равных.