Прайм-тайм - Лиза Марклунд

Внезапно она прервалась, почувствовала, как у нее запылали щеки. Полицейский с непроницаемой миной смотрел на нее.

– Ты разозлилась?

«Я солгу, – подумала Анна Снапхане. – Я не могу сказать все как есть, ведь тогда они решат, что это моих рук дело».

Сидевший напротив нее мужчина внимательно наблюдал за ней, изучал ее, казалось, заглянул ей в мозг.

– Ты только все усложнишь для себя, если соврешь, – сказал он.

– Я могла задушить ее, – призналась Анна, опустив взгляд, слезы жгли глаза. – Мы ведь уже были пьяные.

Полицейский комиссар поднялся, прошелся вокруг стола и снова сел на стул.

– Пьяные, – повторил он. – Насколько пьяные? Это касалось всей команды?

Анна пожала плечами. Она внезапно почувствовала себя ужасно уставшей, равнодушной ко всему.

– Говори, пожалуйста.

Короткое замыкание в мозгу, вследствие какого-то сбоя или перегрузки.

– Я же не знаю! – выкрикнула она. – Откуда я могла знать? Я не бегала и не собирала пустые бокалы, даже если кое-кто считал, что подобное входило в мои обязанности…

– И кто же это? Мишель считала, что ты должна собирать пустые бокалы?

– Нет, – произнесла Анна уже не столь громко.

На несколько секунд воцарила тишина.

– Какие-то другие ссоры вечером или ночью были?

Анна Снапхане судорожно вдохнула воздух ртом.

– Пожалуй, – прошептала она.

– Какие?

– Спроси других. Я не знаю, не прислушивалась.

– Но вечер и ночь выдались неспокойными? Или даже шумными?

– Проверьте, вы же сами можете посмотреть, – сказала Анна. – В Конюшне.

– Ты была там?

– Не слишком долго.

– Но оказалась одной из нашедших ее? – спросил комиссар, не дожидаясь ответа. – Кто помимо тебя вошел в автобус?

Она зажмурилась на мгновение.

– Себастьян, – сказала Анна и почувствовала, что ее голос слегка дрожит.

– Себастьян Фоллин, агент Мишель Карлссон?

Анна кивнула.

– Да, – сказала она. – Точнее, менеджер. Себастьян Фоллин – менеджер Мишель.

Потом резко замолчала, смущенная.

– Был кто-то еще?

– Карин. Карин Беллхорн, продюсер. Она тоже составляла нам компанию.

– И все?

– Мариана и Бэмби. Они недолюбливают друг друга.

– Почему вы провели наверху всю ночь?

Внезапно Анна расхохоталась:

– Выпивка оставалась.

– Кто такие Мариана и Бэмби?

– Мариана фон Берлиц является редактором «Летнего дворца», она работает в той же фирме, что и я. Бэмби Розенберг – актриса сериалов, она была гостем на нашей предпоследней программе. Они с Мишель подруги.

– О’кей, – сказал полицейский. – Менеджер, продюсер, редактор, подруга и ты. Это все?

Анна задумалась на мгновение.

– Гуннар, конечно, – сообщила она, – у него же был ключ. Антонссон его фамилия. Он работает в автобусе. Вы наверняка видели его. – У Анны на губах появилась ядовитая улыбка. – Его больше взволновал беспорядок, чем…

Она махнула рукой и замолчала.

– Что ты имеешь в виду?

– Для Гуннара большей бедой стало то, что Мишель испачкала его оборудование, чем ее смерть.

– Испачкала?

– Да, вы знаете, таким серым, похожим…

В затуманенной алкоголем голове на мгновение всплыла шокирующая картинка: худое тело в гротескной позе, огромные глаза, которые никогда больше не смогут видеть.

– Не могу больше, – прошептала Анна Снапхане и потеряла сознание.

Набережная Стрёмкайен перед «Гранд-отелем» была забита народом. Ходившие в шхеры суденышки, словно киты, покачивались на волнах за стеной дождя, ветер и вода срывали ветки, украшавшие их с носа и кормы.

«Это невозможно, – подумал Томас. – Мы никогда не получим место».

– Еллнё? В самом конце. Приятного Янова дня!

Он попытался улыбнуться представителю судовой компании, крепче взялся за ручку детской коляски, форсировал глубокую лужу и въехал в бедро молодой женщине.

– Обычно в таких случаях извиняются, – прошипела она.

Томас отвел взгляд, пластиковая ручка упаковки подгузников давила ему на запястье, а рама рюкзака колотила по бедру.

– Я хочу мороженого, – сказал Калле и показал на киоск позади них на набережной.

– Ты получишь его на катере, – ответил Томас, на лбу у него выступили капли пота.

Порывы ветра, словно пощечины, хлестали его по лицу. Эллен захныкала в коляске. Томас прищурился, посмотрел в сторону дальнего конца набережной, и его вроде бы донельзя плохое настроение стало еще хуже.

Там вдалеке он увидел «Норршхер». Старая паровая посудина выглядела согнувшейся под тяжестью лет старухой рядом с современными монстрами. В такую погоду ему потребуется три часа, чтобы добраться на ней до родительского дома.

Томас поднялся на борт одним из последних, поставил коляску под капитанским мостиком с внутренней стороны ведущей на нос двери, сложив рядом с ней в кучу сумки, пакеты и рюкзак.

– Сейчас мы попьем кофе, – сказал он и понял, как по-идиотски это звучит.

Их суденышко прилично болтало. Калле затошнило еще до того, как они миновали острова Фьядерхолмарна. Его вырвало на стол в кафетерии, и он уронил эскимо в блевотину.

– Мое мороженое, – плакал ребенок и пробовал схватить скользкую палочку, вытирая рот другой рукой.

– Подожди! – крикнул Томас, а Эллен попыталась выбраться из его объятий.

Остальные пассажиры, при всей тесноте, постарались отдалиться от него.

– Ты должен вытереть все сам, – заявила девица из кафетерия и с кислой миной протянула Томасу рулон бумажных полотенец.

– Успокойтесь, – сказал Томас, чувствуя на себе осуждающие взгляды других пассажиров. – Успокойтесь, Эллен, Калле, все будет хорошо, успокойтесь…

Он сбежал на палубу с Эллен под мышкой и сидячей коляской в руке, подталкивая ревущего и сопротивлявшегося Калле перед собой, и разместил детей прямо над лестницей в маленьком, защищенном от ветра закутке с крышей. Снял с себя дождевик и, завернув в него мальчика, посадил его на прикрепленную к стене скамейку. Слезы сразу же прекратились, не прошло и минуты, как сын заснул. Томас опустил спинку коляски, накрыл дочь одеялом, подоткнул его с боков и принялся торопливо катать ее вперед и назад, вперед и назад. Вместе с покачиванием судна это сработало. Девочка тоже заснула.