Истинный борец - Александр Сергеевич Мильченко

о своем решении больше никогда не пить. Но как он мог забыть о нем? Как он дошел до того, что совершил не только то, что его отвращало до глубины души, но что он считал неразумным и губительным?

Читателю может показаться странным, а быть может сомнительным такое событие. Поэтому нам стоит уточнить некоторые особенности перед продолжением рассказа.

Дело в том, что Никита все эти несколько месяцев невольно наблюдал за пьющими, обращал внимание на стойки с алкоголем, испытывая при этом все усиливающее желание выпить.

Его не смущало это желание.

Устремив взор вдаль, он не видел того, что творилось у него под носом. Он впустил в свое сердце неутолимую жажду удовольствия, сразу после принятия решения. Он просто-напросто не замечал его, и не думал замечать потому, что всецело надеялся на свое решение больше не пить.

Никита стал усиленно думать. Хотя его сознание несколько помутнело и ослабло, что-то другое изливало свет на его жизнь, несмотря на то, в каком он был состоянии. И это было то самое разумение, которое совсем недавно казалось ему таким слабым! Оно с неимоверною и небывалою доселе силой освещало и указывало Никите на все ошибки, которые привели его к такой слабости духа.

Только теперь он заметил, что, решив больше не употреблять алкоголь, он совсем перестал следить за собой, своими мыслями и желаниями, полностью понадеявшись на свое решение не пить. Именно от этого искушение нашло самый подходящий момент для удара, и нанесло его в состоянии высшей слабости разумения Никиты.

Второе, что смог уяснить Никита, было его довольство собой. Приняв решение не пить, он сразу стал вполне доволен собой, тем самым лишив себя возможности стать лучше. Довольство собой – яд для души. Ведь зачем что-то менять в себе, если все устраивает? По этой причине Никита становился тоскливым.

Обдумав все это, он пришел выводу, что его новое падение было неизбежно. Что более, оно было необходимо для того, чтобы ясно увидеть свои заблуждения.

Глава 8

Никита принял новое решение больше не пить.

Он стал без устали следить за своими мыслями и желаниями. Если он ощущал появление состояния изнеженности после приема пищи, он сразу настраивал себя на борьбу. В такие моменты он был готов терпеть и страдать что есть силы. Именно поэтому желание выпить не посещало его продолжительное время.

Никита не мог нарадоваться своему счастью. Он больше не хотел пить.

Так день за днем его рвение и борьба умалялась тем, что не было больше сопротивления в его душе. Он все меньше следил за собой, решив вконец, что он победил. Иногда он молился Богу, прося прощения за прошлые ошибки и напоминал себе свое достигнутое жизнепонимание. Он стал невольно надеяться на свое отвращение к алкоголю, и на решение больше не принимать его. Мысли о том, что он искоренил в своей душе страсти, очень льстила его самолюбию. Никита со временем стал считать себя вправе изменять других людей, потому что в себе он не видел зла. Он казался себе святым человеком, и старался внешне уподобляться такому своему пониманию. Все, что не походило под его мерило доброго и злого в других людях, он страстно хотел изменить. Не замечая за собой, Никита указывал на ошибки других людей всегда. Он делал это сухо, высокомерно, с мыслями о том, что он делает дела Божии.

Другим людям не нравилось поведение Никиты. Но сам он не понимал, почему его слова воспринимают с неприязнью.

После каждой ссоры, каждого оскорбления в его сторону, он все больше закрывался в себе, обдумывал каждое свое сказанное слово. Чем больше случалось таких неприятных случаев, тем Никита становился угрюмее и серьезнее. Ни один лучик света не исходил больше от этого человека. Его фигура была мрачна и в то же время полна высокомерия. Он снова чувствовал себя одиноким, отстраненным от всех людей.

Подолгу, закрывшись в своей комнате, он думал о своей жизни и жизни всех людей. Его сознание переполняли угнетающие мысли, а сердце, точно сосуд, заполнялось злобой. Сам с собою он осуждал каждого человека, делающего что-то неправильно, либо делающего зло другим людям. Он стал ненавидеть таких людей. Он стал выискивать в них нехорошее, и выставлял это во всеуслышание. Часто в своем воображении он проводил беседы с такими людьми, самодовольно разъясняя их неправоту. Ему было лестно, когда воображаемые обманщики, или просто недалекие люди, принимали его суждения и покорялись его твердой и несокрушимой воле.

Таким человеком сделался Никита за полгода, с момента своей победы над пороком.

Он больше не видел в себе ошибок.

Никита сам страдал от своего такого состояния. Он всеми силами души хотел прекратить его. Он искал причину своего страдания в других людях, в их поступках, в государственном и общественном устройстве, в плохой погоде, в несварении желудка…

Он нравственно погибал в своих глазах. Внутри у него не было ничего, кроме несчастья и страдания. Но внешне он изо всех сил старался казаться все тем же святым и счастливым человеком, спасителем бедных и угнетенных. Все его высокомерие и ложное понятие о себе, держалось на скудной, прогнивающей опоре самолюбия. Никита был неприятен сам себе.

Однажды читая газету в своей комнате, его посетила одна ненавязчивая мысль. «Итак плохо на душе, хуже не будет, если я немного выпью…» Никита не обратил на нее никакого внимания, как будто ненароком прочитал о ней в газете. Сразу за мыслью, появилось какое-то сонное, еле заметное желание одурманиться. В воображении всплыли прежние картинки получения удовольствия. Никита, точно им кто-то управлял, встал с кресла и направился сделать желаемое. Делал он все это по старой механической привычке, как может делать человек, производящий одну и ту же деталь.

Никита легко, без борьбы сдался и запил.

Сразу после этого, в его душе произошло что-то невероятное: в нем точно пробудилось давно дремавшее состояние счастья. В нем появилось столько сил, желаний и стремлений, как никогда прежде! Вспомнились старые незаконченные дела, планы, захотелось сделать и то, и это; жизнь закипела в нем как никогда, наполнилась прежними красками… Но в мгновение ока все это бесследно пропало. Все силы и стремления точно затянуло обратно. Никита ослабленный, выжатый и потемневший упал на кровать, желая одного: мгновенно уснуть, забыться, вычеркнуть из памяти все произошедшее с ним.

Он был один со своими угнетающими душу чувствами. Ни одно человеческое существо не помогло бы ему избавиться от них. В нем бушевало разнообразие ощущений, все как один издававшие