Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России - Джордж А. Хилл

всякий раз, когда приезжал в столицу. Он был пожилым бездетным человеком, тяжело переживавшим последнее обстоятельство. Он и его брат были последними в своем роду и остро переживали, как все евреи, тот факт, что после них не останется наследника мужского пола. У брата была дочь Соня, которая училась в Санкт-Петербургском университете и была обожаема отцом и дядей. Любопытно, что, хотя я постоянно навещал господина Б., ни разу не встретился с его племянницей.

Обычно мы обедали часа в четыре. На столе стояли: водка в ведерке со льдом, самая лучшая икра, копченый осетр и чесночная колбаса, за которыми следовали несколько блюд русской кухни. На мой взгляд, его повар готовил самый лучший борщ, который я когда-либо пробовал, и к нему неизменно подавался мясной пирог в форме кольца.

Как правило, когда я приезжал в этот дом, хозяин стоял в дверях своего кабинета с широкой гостеприимной улыбкой на лице; он потирал руки и говорил: «Пойдем, пойдем! Готовы все твои любимые блюда!» И мы шли скорее как два закадычных друга, нежели как старый и довольно толстый еврей и очень молодой англичанин. Но однажды, когда я приехал, он встретил меня с белым испуганным лицом, и по его щекам текли слезы.

– Соня арестована, – проговорил он, задыхаясь. – Она в Шлиссельбургской крепости.

Оказалось, что Соня, учась в университете, вступила в социал-революционную организацию, и ей угрожала обычная последовательность событий: исключение из университета, полицейский суд и высылка в Сибирь. Что еще хуже, хотя она вступила в мирную секцию социал-революционной организации, каким-то образом общалась, более или менее зная об этом, с ее террористической ветвью.

Я еще никогда в жизни не видел человека, настолько сломленного горем.

Спустя несколько недель предпринимаемых попыток подкупа он и его брат, в конце концов, сумели вытащить Соню из тюрьмы под залог в две тысячи фунтов стерлингов. Эта сумма дает некоторое представление о серьезности обвинений, выдвинутых против нее властями. Минимальным наказанием стала бы ссылка в Сибирь на пять лет.

Ее дядя и отец не беспокоились о двух тысячах фунтов стерлингов. Все, чего они хотели, – это вывезти Соню из страны.

Я не был знаком с Соней, но мог ли я, будучи приличным человеком, отказаться помочь другу в таком положении?

Я часто ездил по делам из Риги в Штеттин и, как правило, старался совершить это двухдневное путешествие на одном и том же корабле. По-моему, он назывался «Регина» и принадлежал шведской компании. На нем был прекрасный капитан, но я также был в дружеских отношениях с офицерами и механиками этого корабля. Этот корабль был на самом деле торговым судном, но на нем имелось место для четырех-пяти пассажиров и крошечная каюта люкс – помещение с двумя кроватями, а также ванная комната и уборная; эту каюту я всегда бронировал для себя.

Я решил попытаться вывезти Соню тайком на этом судне.

Ее паспорт, без которого она не могла официально покинуть Россию, был конфискован полицией. Даже если бы она смогла достать фальшивый паспорт (а такое было довольно распространено в те времена), риск поездки с ним был бы огромен, так как ее подробное описание было бы разослано всем пограничным постам.

Было решено, что на автомобиле ее перевезут из Санкт-Петербурга в Ригу, где она остановится на ночь в нашем доме. А затем я должен был попытаться тайно вывезти ее на «Регине».

Мой план был довольно прост. В тот год я уже совершил, наверное, семь или восемь поездок на «Регине» и был, разумеется, хорошо знаком портовым властям, обязанностью которых было обыскивать сверху донизу все отплывающие корабли. Этот обыск был таким тщательным, что у занятых в нем людей имелись длинные железные пруты, чтобы шарить ими в вентиляционных коробах, спасательных шлюпках, рундуках и кладовках.

Русские – милые люди, и одной из их радостей являются проводы в путь или поездки в порт или на вокзал с целью встретить друзей. Не имеет значения, как часто я уезжал за границу, но всегда находилось полдюжины людей, чтобы проводить меня в дорогу с корзинками фруктов, букетами цветов, шоколадками и всевозможными странными милыми подарками. Была традиция приезжать по крайней мере за час до отъезда поезда или отплытия корабля и устраивать настоящую вечеринку, и, боюсь, я очень часто разочаровывал своих друзей, потому что у меня была, на их взгляд, плохая привычка приезжать к кораблю или поезду за несколько минут до отправления. Но тем не менее они всегда приезжали и развлекали друг друга в ожидании моего прибытия.

Когда корабль должен был отплывать, все люди, которые приходили проститься с его пассажирами, сходили на берег, и сходни поднимались, прежде чем начинался осмотр корабля.

Мой план состоял в том, чтобы Соня оказалась среди тех, кто придет меня провожать. Я спрячу ее в ванной комнате и так или иначе не дам обыскивающим зайти туда.

Соня приехала, она оказалась очаровательной девушкой небольшого роста, с черными как смоль волосами, чудесным персиковым цветом лица и голубыми глазами. Такое сочетание время от времени встречается у российских евреек. У нее были приятная улыбка, очень красивые ровные зубы и изящные руки. Я полностью отдал ей свое сердце. Полагаю, я боялся увидеть строгую, высоколобую, в чем-то дефективную еврейку-революционерку.

Все шло по плану. В моей каюте сильно шумела компания приблизительно из десяти человек. Кто-то привез ящик шампанского. Главный стюард с усмешкой сказал, что с меня возьмут плату за откупоривание бутылок, и я дал ему бутылку с наказом выпить ее в буфетной, предложить также выпить портовым чиновникам и попросил разрешить моим провожающим находиться в моей каюте до самого последнего момента.

Я попросил своих гостей сделать мне одолжение и не ждать отплытия корабля (по счастью, шел дождь), а уехать сразу же, как только они сойдут на берег; и они пообещали мне так и сделать.

Гудок корабельной сирены был предупреждением посетителям о необходимости сойти на берег. Стюард пришел с одним из портовых служащих, чтобы сказать, что мои гости должны покинуть меня, и после быстрого тоста они гуськом потянулись к выходу. Соня осталась. Последнему гостю я сказал, что поднимусь на палубу сию минуту, и закрыл ее в ванной комнате. Между ванной и сиденьем унитаза выступала железная перегородка, и Соня распласталась на стене позади нее. Она сильно побледнела. Я сжал ее руку. Она была холодна как лед. Я прошептал: «Возьмите себя в руки!», и в ее глазах мелькнула решимость.

Я закрыл дверь в каюту и вышел на палубу, чувствуя себя не очень хорошо, так