Король на войне. История о том, как Георг VI сплотил британцев в борьбе с нацизмом - Марк Лог

– Он обязательно должен ездить сюда, – объяснял Лог. – Ведь для этого потребуется усилие, необходимое для успеха. Если я буду ездить к нему, никакого толка мы не добьемся.

И вот через два дня герцог приехал. 19 октября 1926 года Лог открыл дверь стройному, спокойному человеку на пятнадцать лет моложе себя. Лайонел поразился, до чего усталые у него глаза, и сразу понял, каким тяжелым бременем было для герцога заикание. Чтобы докопаться до причин проблем своих пациентов, Лог дотошно расспрашивал их о прожитой жизни. Так он сделал и теперь; герцог рассказал, что в детстве ни его отец, Георг V, ни воспитатели не давали себе труда задуматься, насколько серьезен его дефект речи. Принц стал взрослым, но ничего не изменилось: наоборот, теперь, когда он был обязан выступать с речами, о заикании узнали буквально все.

В день первой консультации герцога все еще терзало унизительное воспоминание о том, как полтора года назад он выступал на выставке Британской империи на стадионе Уэмбли. Понятно, что заикание не добавляло ему храбрости перед публикой, а та речь и вовсе была особенной: ее предстояло транслировать на всю империю. Огромным усилием воли герцог произнес все до конца, но не сумел избежать нескольких постыдных пауз, когда губы у него шевелились, челюсти двигались, но говорить не получалось. А теперь ему с герцогиней предстояла полугодовая поездка по Австралии и Новой Зеландии, а значит, множество речей. Он содрогался при одной мысли об этом.

Они беседовали полтора часа. «Я берусь вылечить вас, – заявил Лог. – Но вам придется потрудиться. Без этого ничего не выйдет». В карте, заполненной после встречи, он указал: «Умонастроение в целом нормальное, отмечено сильное нервное напряжение, развившееся в результате дефекта», описал физическое состояние герцога: «Сложение пропорциональное, плечевой пояс развит, однако мускулатура в области талии очень вялая», отметил «хорошее» дыхание в верхушках легких, «нервное напряжение с последующими эпизодами затрудненной речи, депрессии», «укоренившуюся привычку проглатывать короткие слова». Та первая консультация стоила четыре фунта четыре шиллинга – в нынешних деньгах фунтов двести пятьдесят. За следующий год с небольшим герцог побывал у Лога еще восемьдесят два раза и всего заплатил ему сто девяносто семь фунтов три шиллинга (одиннадцать тысяч в нынешнем денежном эквиваленте). Так начались удивительные отношения, и австралиец стал для будущего короля не более и не менее как личным педагогом по речи при подготовке к публичным выступлениям.

Начиная совместную работу в кабинете на Харли-стрит, Лог перепробовал самые разные методы. Герцога, как и других своих пациентов, он прежде всего учил правильно дышать. На вдохе не нужно было расширять грудную клетку; легкими следовало давить на диафрагму так, чтобы она опускалась вниз, а потом, на выдохе, поднималась бы. Лучше всего это получалось, когда человек непринужденно вставал, расставив ноги и положив руки на бедра, после чего следовало осознанно расслабиться, начиная со ступней ног и поднимаясь вверх. Для этого упражнения Лог всегда, даже в лютую зимнюю стужу, настежь распахивал окно своего кабинета. Кроме того, отрабатывалось произношение гласных звуков после H, например Hay, Hee, Hi, Ho, заучивались труднейшие скороговорки вроде The Regagie Roller Ram. Если человеку предстояло произнести непростое для него слово, Лог горячо убеждал его подыскать другое, схожее по смыслу, или вообще не произносить начальный согласный звук, потому что гласные звуки у заик никаких трудностей не вызывают. Бывший пациент Лога Фрэнк Уикс вспоминал: «Если, допустим, предстояло говорить о короле и королеве, а “к” произносить трудно, надо было поступить просто – сказать ’ороль и королева. Если хотя бы как-то удастся этот “к” – прекрасно, но и без него все выйдет вполне понятно и, уж во всяком случае, гораздо лучше, чем “к-к-к-к-король”»[4]. Лог изобретал такие техники, потому что хорошо чувствовал человеческую натуру, и понимал, что причины заикания лежат в области не только физиологии, но и психологии.

Король занимался с Логом много лет, но так и не «излечился» до конца; вообще говоря, маловероятно, что от заикания можно полностью избавиться. Тем не менее прогресс был, и весьма значительный. Со временем в разговорах с друзьями, членами семьи и прислугой этот дефект стал почти незаметен. С «посторонними», как вспоминал один из его конюших[5] времен войны, «он, бывало, заикался, но не “давился”, тряся головой и шевеля губами, а просто замолкал, стараясь произнести сложное слово или подыскивая синоним»[6].

Новый этап в отношениях с Логом наступил в декабре 1936 года, когда молодой герцог стал королем в результате того, что его старший брат, Эдуард VIII (Дэвид, как его называли в семье), отрекся от престола, чтобы жениться на Уоллис Симпсон. Теперь радиообращения и публичные речи Георга приобрели куда большее значение, чем когда он был герцогом Йоркским; с началом войны это стало еще очевиднее. У Лога прибавилось обязанностей: когда король готовился выступать перед публикой или говорить по радио, Лог просматривал текст, выбрасывал трудные слова, а потом они уже вместе отрабатывали будущую речь. С годами Лог все сильнее сближался с королем и королевой и в конце концов стал почти членом их семьи. Как и муж, королева отдыхала душой в присутствии жизнерадостного веселого австралийца, напрочь лишенного чопорности, которой с лихвой хватало в придворных; она доверяла ему, как, пожалуй, никому другому. Не стал исключением и вечер того дня, когда началась война; она призналась Логу, что, как ни странно, им с королем стало теперь легче: жребий брошен, и конфликт, долго казавшийся неизбежным, наконец стал реальностью.

– Берти так разволновался, что прошлой ночью почти не спал, а сейчас, когда мы сделали решительный шаг, он заметно воспрял духом, – сказала она.

Тогда же, в воскресенье, сэр Невил Хендерсон, посол Великобритании в Германии, предъявил Гитлеру ультиматум: до одиннадцати часов утра он должен вывести из Польши войска, введенные туда два дня назад. В случае отказа Британия объявит войну. Ответом было молчание. В 11:15 Невилл Чемберлен обратился к нации из своего кабинета на Даунинг-стрит, 10: