Сборник "Дневная Доза" - Андрей Кучик

Мы (то есть это Сообщество) в погоне за кажущимися нам невероятно значительными повседневными делами, теряем нечто более значительное и важное. Мы теряем способность видеть и понимать Красоту, забывая истинное значение этого термина. Попробуйте произнести это слово в современном "сообществе островных вселенных". На Вас выльется водопад цинизма, насмешек и глумливых измышлизмов. Если Вы - личность, то Вы задумаетесь, что _такое_ "сообщество островных вселенных" по меньшей мере, есть явление ненормальное и не развивающееся полноценно, или же Вы начнете искать эту ненормальность и неполноценность у себя, поскольку "По своей собственной природе каждый воплощенный дух обречен страдать и радоваться в одиночестве".

Хаксли не призывает Вас повторять свои эксперименты с мескалином, по умолчанию видя в читателе-собеседнике Художника и Личность: "То, что остальные видят только под воздействием мескалина, художник, по природе своей, с рождения видит постоянно". Так же автор (в отличие от Кастанеды) далек от мысли чему-либо учить Вас или систематизировать (стандартизировать) мир с целью его "улучшения" и переустройства.

Автор рассуждает о том, как хитро и ловко мы научились сдерживать и ограничивать свои чувства. До какого профессионализма натренировались загонять эти чувства настолько глубоко, что сами же потом верим в их недоразвитость или полное их отсутствие.

Тактично акцентируя утерянную часть этого "Мы" на себя, он повествует о том, что каждому из нас необходимо время от времени заглядывать в свое Я и учиться видеть цвета и узоры такими, какими мы видели их в детстве, поскольку мы их просто забыли и разучились созерцать.

Однако мы не только разучились видеть. Мы разучились слушать и слышать. Мы разучились управлять своим телом, и двигаться так, как было задумано Природой. Мы разучились смеяться и радоваться. Мы разучились грустить и плакать, встречая невзгоды и поражения. Мы разучились полноценно и искренне улыбаться окружающим нас людям: "Большинство людей ведут жизнь в худшем случае столь мучительную, а в лучшем случае столь монотонную, скудную и ограниченную, что побуждение к побегу, стремление превзойти самих себя хотя бы на несколько мгновений являются и всегда являлись основополагающими потребностями души".

По мнению Хаксли, в каждой отдельной личности спит Художник, добудиться до которого способен только сам этот человек. Автор всего лишь высказывает мнение, что большинству людей ни в коем случае не помешало бы время от времени просыпаться и смотреть на Мир глазами этого Художника, которым мы все в той или иной степени являемся.

В этом аспекте говорить что-либо об аранжировке Кастанедой мексиканских рассказов и легенд о человеках-воинах с их исключительной избранностью не представляется делом полезным и заслуживающим внимания. Все более или менее здравые мысли и всю "экзистенциальную поэзию, всплески которой разбросаны по всем его книгам", о которой говорит Пелевин, можно было бы собрать и уместить в двух небольших брошюрах, назвав их как-нибудь иначе, например, "Мысли великих людей XX столетия" и "Рассказы мексиканских индейцев". Причем о мексиканских индейцах и реальном воздействии описываемых Кастанедой наркотических средств можно получить более полное представление, прочитав, скажем, Берроуза (Уильяма) или Теренса Маккенну, а о посетивших Карлоса Кастанеду открытиях - в опубликованных еще в начале века работах Выготского. А что касается "экзистенциальной поэзии" и ностальгических чувствах В. Пелевина, то здесь разговор, в сущности, сместится в сторону имевшего происходить в начале 70-х профилактическипринудительного информационного обезбаливания всего населения СССР, его рассуждений (весьма спорных) об актуальности проекта "Fleetwood Mac" и направленности этих чувств "на выстроенный умом образ, слабо связанный с оригиналом".

Тотальное нежелание Кастанедой обнаружить в себе Чувство Юмора и взглянуть с его помощью на все им написанное, вызывает ощущение дискомфорта, по своей силе сравнимое с 10-летним обсуждением Депутатов Государственной Думы целесообразности похорон В. И. Ленина, (в то время как любому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что последнего просто-напросто следует оживить). А неудержимые позывы автора нарядить повествование, содержащее порой абсолютно откровенный, не экзистенциальный бред, в костюм стройного Учения или придать ему форму своеобразного Учебника Жизни (пусть даже латиноамериканского) не может не вызывать тревоги и беспокойства за отечественных социологов и психоаналитиков.

Поэтому, пожалуйста, не спешите соглашаться и взгляните внимательно в глаза собеседнику, если он закрепляет большинство своих суждений и фраз словами: "ТАК СКАЗАЛ КАСТАНЕДА".

Кучик Андрей

Миры Сергея Лукьяненко

Андрей Кучик

Миры Сергея Лукьяненко

Лица стерты, краски тусклы,

То ли люди, то ли куклы.

Взгляд похож на взгляд,

А тень на тень...

Так, еще в начале 70-х, о книгах Сергея Лукьяненко довольно точно, используя носовое пение, сказал Андрей Макаревич, предсказав, таким образом, это литературное явление за четверть века вперед, и лишний раз доказав справедливость названия своего проекта "Машина Времени".

Именно эти строчки неотступно сопровождали меня, когда я начинал читать произведения этого популярного ныне в России фантаста. И эта же мелодия упрямо звучала in my mind, когда в который раз приходилось закрывать файл после 60-70 прочитанных страниц очередной повести или романа, так и не отыскав в них ни единого намека на присутствие хоть одного живого человека, растения или существа из другого мира.

Тем не менее, обилие восторженной критики и первые места в литературных таблицах популярности требовали все новых и новых попыток дочитать хоть бы одно произведение до конца, чтобы не чувствовать себя вне этого явления в современной отечественной литературе. Необходимо было что-то в себе сломать и попытаться подстроиться под ту частоту, на которой так много и активно вещает столь любимый новым поколением тинэйджеров автор.

И вот, однажды, один роман мне удалось одолеть от начала до конца. Назывался он "Лабиринт отражений", а двумя наиболее встречающимися оценками в статьях и отзывах о нем, являлись "культовость" и его "рулезность".

Как и в прежних случаях на протяжении всего текста "Лабиринтов" не