Убьет, значит любит - Анkа Б. Троицкая

все они заняты едой и мобильниками. У официантов хватает хлопот. Камер на потолке нет. Меня никто не видит. Владас позволяет мне заказать для него дансак, кебаб, тикка масалу, рис и пиво. Мы ждем заказ и беседуем об автомобилях. Когда официант накрывает на стол и уходит, я спрашиваю Владаса, будет ли он руками ломать пападам. Он смотрит на свои пальцы, пахнущие машинным маслом, встает и направляется в туалет, а я накладываю себе еду из медного казанка и достаю бутылку из кармана. Сок лилий густоват, но я быстро вытряхиваю его в оставшийся дансак и перемешиваю ложкой. И без того острое блюдо теперь будет совсем горьким.

Владас отказывается было от обильно приправленной еды. Но я знаю, что именно нужно сказать неуверенному в себе мужику, чтобы он сожрал всю порцию, давясь и обильно запивая пивом. Рожа у него красная… мрачная.

Я великодушно избавляю его от прочих блюд и кладу на стол конверт с деньгами. Он сразу веселеет и достает ключи. Мы заполняем нужные бумаги, я расплачиваюсь, и мы выходим на стоянку. Я делаю очередной дружеский жест: «Позволь, приятель, подвезти тебя!» Он достаточно пьян, чтобы согласиться.

Путь до фермы я уже изучил, он слишком короткий. Но теперь темнеет рано, и после какой-то деревни я очень ловко пропускаю нужный поворот. Владас сидит рядом и открывает пасть, чтобы возразить, но кроме ужасной отрыжки, у него ничего не выходит. Я снова сворачиваю. В этот раз — в лес рядом с капустным полем. Он теперь бледен и покрыт потом. Его лицо — серое пятно в сумерках. Ему плохо, он хрипит и просит остановиться. Я останавливаюсь не сразу, а съехав с дороги к оврагу, далеко в кусты. Тут же выключаю фары и глушу мотор. Он судорожно открывает дверцу и вываливается на траву, на холодный осенний воздух. Я тоже выхожу из машины и, привалившись к ее теплому боку, с удовольствием наблюдаю. Владас стонет и что-то каркает на чужом мне языке. Я узнаю только пару матерных слов. Индийские закуски и пиво льются из его горла под колеса, а сам он бьется в судорогах. От спазм в животе Владас шипит и корчится. Он бросает мне свой телефон и умоляет куда-то позвонить. Я поднимаю мобильник и прячу в карман.

Мне слышен шум мотора, за листьями мелькает свет фар. По дороге проносится автомобиль, с глухими ударами динамиков в салоне. Нет никаких шансов, что кто-нибудь увидит или услышит нас здесь в это время суток.

Владас вдруг поднимается и смотрит на меня красными, вполне трезвыми глазами. Он ничего не говорит, но, кажется, до него дошло. Он неуклюже пытается бежать в сторону дороги, согнувшись и прижав руки к животу. Я хватаю его за шиворот, и толкаю в овраг. Здоровый, шайтан! Ничего, я тоже в тюрьме накачаюсь. Если повезет, окажусь в Уоррен Хилл, а там, говорят, вполне приличный спортзал.

Выбраться у него не хватает сил. Я тоже прыгаю в овраг и отбираю у него бумаги на машину и конверт с деньгами. Они еще пригодятся, пока идет следствие. Владас больше не сопротивляется. Он сворачивается калачиком на гнилых листьях и издаёт низкие звуки, похожие на коровье мычание. Можно дать ему по голове, чтобы помер в тишине и покое… Но нет. Я могу наблюдать за этим прекрасным процессом до зари… Хотя дома, вероятно, ждет спящая Нонна, а на окне колышется занавеска… белая-белая, как лепесток каллы…

*

— Мы узнали, кто он, по найденному ДНК в машине. Вы, Виктория, были правы, когда сказали, что подделанные и купленные документы не редкость в наши дни. Настоящее имя убийцы — Рахмдил Хали. Он знал, что мы вышли на след, уехал в вашу глушь и решил под чужим именем попасть в тюрьму, где бы на долго и хорошо спрятался.

— Сколько бы ему дали за убийство Владаса?

Виктория провожала Зака до Мини. В руках у нее был его лаптоп, а он нес чемодан.

— Десятки лет в удобной английской тюрьме. Но за прочие дела последствия будут посерьезнее. У нас-то смертной казни нет, а в его случае экстрадиция, боюсь, неизбежна. На счету Хали десятки зверски убитых… что стоило еще одного мигранта отравить? — Зак повернулся к Виктории уже у машины, — Рахмдил не дурак, он действительно биолог, учился на Западе. Сдаваться полиции он не спешил. Поставил машину рядом со своей и ждал, что сами найдете его. Вы — местные копы, а не мы. Никаких особых убеждений у него нет. Он просто садист и убийца, когда-то попавший в благоприятную среду.

Виктория протянула агенту Двейну лаптоп и хмуро спросила:

— Зак, а почему вы меня все это время водили за нос?

Тот сделал удивленное лицо.

— Я? Как можно? Ну… да. Водил. Простите, но мне нравилось, когда у вас глаза становились вот такими! — он кашлянул и добавил, — Пора. До Лондона долго ехать. Викки, у меня к вам есть два предложения, но вы можете принять только одно. Первое, это моя личная рекомендация на курсы следовательской службы в нашем отделе. У вас есть способности и острый ум. А второе… личное. Нам не положено рекомендовать… своих друзей и близких. Вы мне нравитесь так, что я хотел бы… более близкого знакомства. Если вы откажетесь от карьеры в пользу отношений со мной, то будем вместе строить планы. А если вам важнее работа, то я попрощаюсь прямо сейчас. Тебе нужно время подумать?

Зак смотрел Виктории прямо в яркие глаза. Вот так крутой поворот! Этот милый и интересный человек в очках ей тоже очень нравился, а Виктория Двейн — звучит совсем недурно. С другой стороны, как она теперь в форме снова будет патрулировать Хай Стрит и выезжать на места дорожных происшествий и краж? Тоска! Расследовать сложные преступления — вот это жизнь! Виктория прислушалась к себе…

Больше всего на свете ей хотелось быть счастливой, а счастье у каждого свое. А у него глаза синие, как у мамы. А новый скучный рабочий день так близок… Что делать? Правильное решение растолкало прочие мысли-сомнения и вылезло вперед. Она вздохнула и уверенно ответила.

— Уже подумала. Я выбираю…

Конец