Крепость королей. Расплата - Оливер Петч

У Агнес кольнуло в груди при мысли о человеке, самом близком из всех и в то же время недосягаемом.

Матис…

С тех пор как друг детства сбежал из Анвайлера, Агнес его больше не видела. Поговаривали, он, как и Райхарт, примкнул к повстанцам, которых в последнее время становилось все больше. До Агнес доходили слухи, что крестьяне уже почитали юного оружейника одним из своих предводителей. Ее маленького, несмышленого, упрямого Матиса… Давно ли они детьми играли вместе в лесу? Сколько…

— Что у тебя, дитя мое?

Голос Хедвиг вырвал ее из мрачной задумчивости. Агнес подняла глаза и встретила озабоченный взгляд дородной кухарки. Хедвиг вздохнула.

— Ты день ото дня все бледнее! Тебе надо больше есть, тогда все наладится, вот увидишь. Господь к нам милостив, уж ты не сомневайся… — Кухарка кивнула и продолжила болтать, помешивая в котле над огнем: — Крестьяне там мерзнут и голодают, всюду царят грабежи и убийства, хоть караул кричи! Благодарить нужно Бога за то, что можем у очага согреться и с голоду не умираем, да.

— Уж лучше на холоде в борьбе сгинуть, чем с обиралой под одной крышей в тепле жить, — мрачно отозвалась Агнес.

— Ох, только перед графом такого не говори! — покачала головой Хедвиг. — Не забывай, Агнес, ты теперь графиня. С простым народом тебе уже не по пути.

— Ах, Хедвиг, — вздохнула Агнес. — Я помню, как ты мне, еще малютке, разламывала свежий хлеб и намазывала медом… — Она усмехнулась. — И когда я грязь на кухню заносила, ты ругалась на чем свет стоит… А теперь должна вдруг называть меня графиней? Нет, этому жизнь меня не учила.

— Жизнь еще многому вас научит, сударыня.

Агнес повернулась на голос. На кухню через низкий портал вошел Мельхиор фон Таннинген с Парцифалем на затянутой в перчатку руке. Сокол был без клобучка и вел себя спокойно, словно держала его Агнес.

— Во дворе мне повстречался слуга и заявил, будто графиня сама взялась подать вино гостю, — сказал менестрель с улыбкой. — Если слух об этом расползется, то скоро и пастух в Анвайлере попросит вас почистить ему сапоги.

— Слуга случайно разлил вино, — ответила Агнес нерешительно. — Вы же знаете моего супруга. Вот я и решила, что мальчишке лучше пока не попадаться ему на глаза… — Она смерила барда недоверчивым взглядом. — Что вы вообще делаете с моим соколом?

— Он клекотал. Видимо, истосковался по хозяйке. К тому же он скоро начнет линять. Вот, посмотрите, — Мельхиор показал несколько серых, растрепанных перьев. — Ему бы полетать немного в морозном небе, пока он совершенно не утратил вида. Что скажете? — Менестрель поклонился. — Сочту за счастье завтра же сопроводить благородную графиню на охоту и скрасить ее уныние.

Агнес невольно улыбнулась. Прогулки с Мельхиором действительно скрашивали ее безрадостное существование. Менестрель прилагал все усилия, чтобы приободрить ее. Когда они выезжали с Тарамисом, отцовским конем, бард рассказывал ей истории о нибелунгах или напевал грустные баллады из тех, что готовил к состязанию певцов в Вартбурге грядущей осенью. В первый же год знакомства Мельхиор стал для Агнес верным другом. Его старомодные манеры и вычурная речь неизменно вызывали у нее улыбку. Вот и теперь девушка не удержалась и хихикнула.

— Что ж, благородная графиня сочтет себя не менее счастливой отправиться с вами на охоту, — ответила она с деланой чопорностью. И тут закрыла рот ладонью. — Господи, вино! Я и думать про него забыла. Свекор там, наверное, рвет и мечет.

— Позвольте, я все улажу.

Мельхиор осторожно пересадил сокола на край горшка. Потом взял чистый бокал и налил в него немного рейнского вина из бочки.

— Это удел певцов, терпеть проклятия и ругань. Разом больше или меньше, значения не имеет.

Он подмигнул Агнес и направился к лестнице, ведущей в большой зал.

— Хороший человек, — пробормотала Хедвиг, когда менестрель удалился. — Такой галантный, и язык подвешен… По мне, вот только мелковат немного.

Агнес рассмеялась.

— Мелковат, уж точно. Зато сердце большое.

Она вдохнула запах густого супа на огне и только теперь заметила, до чего проголодалась. Села за стол перед дымящейся миской и жадно принялась за еду.

Она была в тысячу раз вкуснее всей той снеди, которой граф набивал живот посреди холодных стен рыцарского зала.

* * *

Снежные хлопья медленно кружились над лесной поляной и превращали многочисленные палатки и покосившиеся хижины в одинаковые белые холмики. Матис стоял у ржавой, побитой наковальни и колотил молотом по искривленному дулу аркебузы. Удары звоном заупокойного колокола разносились над площадкой. Даже возле огня пальцы коченели, и ствол не получалось раскалить до нужной температуры. В конце концов юноша не выдержал и отшвырнул железку. Окутанная клубами пара, она с шипением погрузилась в сугроб.

— Как от козла молока! — ругнулся оружейник. — Без нормального горна хорошего жара не получить. Можно аркебузами вместо дубин размахивать, толку больше!

— Наберись терпения, — одернул его Ульрих Райхарт, раздувая огонь мехами. — Еще немного, и жара было бы достаточно. Нормальную кузню мы тебе посреди леса тоже не достанем, сам понимаешь. Теперь придется начинать сначала!

Он ворчливо поднял ствол из снега и снова сунул в жаровню.

— Да что с тобой такое, Матис? Ты уже который день ходишь злой, как леший. Люди головы втягивают, когда мимо тебя проходят.

— Что с того, — проворчал парень и расшвырял пепел кочергой. — Болтать я все равно не в настроении. Другие, впрочем, тоже…

Он обвел мрачным взглядом поляну, приютившую около сотни мятежников. Они устроили лагерь в укромной долине близ небольшого селения Димбах. От Анвайлера их отделяло всего несколько миль. Люди грудились у небольших коптящих костров, закутанные в шкуры и рваные одеяла. Они точили косы и рогатины, ели жидкую похлебку из желудевой муки и вполголоса переговаривались. Кто-то играл на скрипке, но желающих спеть или сплясать не находилось. Воодушевление, которое царило здесь еще несколько недель назад, сменилось гнетущей апатией. Холод пробирал людей насквозь, и в их душах крепло отчаяние.

Осенью все обстояло так, словно это лишь вопрос времени, когда крестьяне поднимут восстание по всей Германии и освободятся от гнета тиранов. Хегау, Альгой, Шварцвальд, Франкония, Эльзас и Тюрингия — всюду собирались отряды тех, кто решил бороться против растущих налогов, запретов на охоту, похоронных сборов и прочих притеснений со стороны знати. Все земли вокруг Бодензее были охвачены волнениями. По слухам, тысячи крестьян собрались под знаменами свободы. Но уже несколько недель до них не доходило никаких вестей. Очевидно, волна восстаний до Пфальца просто не докатилась. И вот они ждали здесь изо дня в день и медленно замерзали. Зиме, казалось, не было конца, и некоторые уже начали возвращаться по деревням. Те же, кто оставался, питались желудями и кашей из буковых орешков; временами попадались тощие зайцы или белки.