Крепость королей. Расплата - Оливер Петч

Следовало поговорить с отцом Тристаном. И как можно скорее…

Монастырь Ойссерталь, 8 апреля 1525 года от Рождества Христова

Крестьяне напали на Ойссерталь с рассветом, перед заутреней.

Солнце еще пряталось за верхушками деревьев и возвещало о себе лишь розоватым сиянием на горизонте. Оно придавало красному камню монастырских строений багровый оттенок и навевало мысли о крови.

«Кровь прольется сегодня в избытке, — пронеслось в голове у Матиса. — И то будет не кровь нашего Искупителя, не обращенное вино, а настоящая, горячая кровь».

Скрытая среди холмов долина, всегда такая приветливая, в рассветных сумерках вдруг показалась совершенно чужой и неуютной, точно разбойничье логово. Около сотни человек, укрытых в подлеске и зарослях боярышника, ждали приказа своего главаря. Пастух-Йокель не стал дожидаться, пока к ним примкнут отряды из Дана и Вильгартсвизена. Матис подозревал, что он стремился тем самым показать, кто встанет во главе объединенной армии. Предводитель, готовый в качестве лагеря представить союзникам монастырь с его кладовыми, мог рассчитывать на многочисленных сторонников.

Матис посмотрел по сторонам, заглянул в решительные лица крестьян и батраков, перепачканных сажей угольщиков, оборванных пастухов, мельников. Даже несколько горожан из Анвайлера были в числе бунтовщиков. Оружием им служили косы, цепы, копья, серпы и ржавые кинжалы. У многих даже башмаков не было — лишь тряпье, намотанное на обмороженные ноги. Кожаные штаны были разодраны, лица — истощены голодом и лишениями. Матис не строил иллюзий: при виде дородных монахов, полных кладовых и богато украшенных алтарей эти люди потеряют голову от жадности. Хотя Матис с Ульрихом, да и сам Йокель предостерегали крестьян от безумных выходок — все-таки монастырь был им нужен в качестве лагеря, — но Матис уже по глазам их видел, что это бессмысленно.

То были глаза голодных волков.

По свистку Йокеля от них отделился передовой отряд примерно в дюжину человек и, пригнувшись, двинулся к тяжелым дубовым воротам. Монастырь располагался на широкой вырубке в окружении крестьянских хижин, жители которых добровольно или по принуждению примкнули к мятежникам. Монастырские же строения окружала стена высотою в три шага, в западной ее части находилась сторожка. Прямо внутрь затекал небольшой ручей, примерно в том месте, где за стеной виднелась плоская крыша литейной мастерской. Матис уже в который раз почувствовал укол совести. Монахи позволили ему отлить орудие на территории монастыря и предоставили для этого свои печи. Как и в прошлый раз, когда юноша помогал с отливкой колокола, они вели себя обходительно и всегда готовы были помочь. С другой стороны, Матис видел, в какой они жили роскоши, в то время как в нескольких шагах голодали крестьянские дети.

«Что поделать, — подумал он мрачно. — Я уже не в силах ничего изменить. Разве что попытаться сохранить жизнь, кому возможно».

В сумерках Матис различил, как один из крестьян, стоя под стеной, раскрутил привязанный к веревке крюк. Тот зацепился за выступ, и четверо мужчин принялись бесшумно взбираться наверх. Прошли по стене к площадке над сторожкой, и Матис услышал тихий шум и приглушенные крики. Затем со стены сорвалось безжизненное тело и осталось лежать у ворот. Вслед за этим тяжелые створки распахнулись, и крестьяне, что выжидали в кустарнике, побежали по недавно засеянным грядкам и пустующим полям к монастырю.

В это мгновение в сторожке пронзительно зазвонил колокол. Звук повторился несколько раз, после чего резко оборвался.

— Проклятье! — прошипел Йокель.

Они с Матисом еще прятались за живой изгородью. Рядом с ними притаились телохранители Янсен с Паулюсом и старый орудийщик Райхарт.

— Второй караульный, должно быть, успел забить тревогу! — бранился пастух. — Я сто раз этим олухам втолковывал, чтобы они сразу прирезали часовых… Теперь наверняка полмонастыря всполошилось!

В скором времени действительно зазвонил второй колокол. Из-за стен стали доноситься громкие крики и звуки боя. Матис бросился вперед, забыв об остальных. До сих пор он не хотел принимать участия в разорении монастыря. Но теперь речь шла о том, чтобы предотвратить худшее. Юноша оглянулся на Йокеля. Тот по-прежнему выглядывал из-за куста боярышника. После некоторых раздумий пастух тоже сорвался с места и с криком выхватил блестящую саблю, отнятую у мародерствующего ландскнехта. Телохранители с копьями наперевес последовали его примеру. А вслед за ними устремился и Райхарт.

— Долой священное отродье! — закричал Йокель. — Убивайте всех!

Матис тихо выругался. Это явно было против уговора! Они условились, что крови будет пролито как можно меньше, чтобы без нужды не злить герцога в Цвайбрюкене и избежать преждевременной встречи с его ландскнехтами. Теперь же впечатление было такое, будто Йокель хотел умыться в крови.

К тому времени, как Матис вбежал в распахнутые ворота, резня была в самом разгаре. На земле перед церковью лежали несколько бездыханных тел: монастырские слуги и два монаха. Но были среди убитых и крестьяне. Широкоплечий исполин в простом одеянии цистерцианца, вооруженный обломком копья, схватился сразу с тремя противниками. Из многочисленных ран его лилась кровь, а он, оглашая рассветные сумерки молитвами, пронзил копьем одного из крестьян. К своему ужасу, Матис узнал в великане всегда добродушного брата Йорга, который в прошлом году помогал ему в изготовлении орудия. По лужам теплой крови, глядя прямо перед собой, Матис устремился к дормиторию, где располагались монашеские кельи. Может, удастся еще спасти хоть несколько жизней…

Дормиторий представлял собой внушительное строение из красного камня, примыкающее к церкви. Перед ним тоже кипел бой. Трое мужчин, стоя на опрокинутой повозке, отбивались мечами от наседавших крестьян. В последние десятилетия монастырь нередко подвергался нападениям, поэтому цистерцианцы держали нескольких служителей, которые теперь отчаянно сдерживали атакующих. То, что их перебьют до последнего, было лишь вопросом времени.

Матис пробежал мимо двух мужчин, сцепившихся на преющей в холоде куче навоза, увернулся от брошенного из темноты камня и вошел в здание, знакомое по прошлым посещениям. Навстречу ему прошли несколько возбужденных крестьян, нагруженных церковными светильниками и всевозможной утварью. Судя по всему, они уже принялись грабить. Матис уловил легкий запах дыма.

Свернув за угол, он оказался в коридоре, расходящемся на отдельные кельи. Многие из них были открыты, мимо него с воплями пробегали монахи. Некоторые стояли на коленях и молились, другие уже лежали в крови среди своих собратьев.

— Не бойтесь! — громко крикнул Матис.

В тот же миг он понял, до чего же смешно звучали его слова посреди этого кошмара. И все-таки он продолжил:

— Если сделаете, как я скажу, никто не пострадает!

Монахи на мгновение прервались в своих причитаниях и устремили на Матиса боязливые взгляды.

— Я… я тебя знаю! — заявил наконец один из них, особенно толстый, с выпирающим из-под белой туники брюхом. — Ты же сын кузнеца из Трифельса… — Тут лицо его скривилось от ненависти. — Да постигнет тебя кара Господня! Тебя и всю твою шайку!